Вивиен Ли - [58]

Перед сном Вивиен Ли проверяла каждый поднос с прибором для завтрака. Каждому гостю полагался его «индивидуальный» фарфор, а инструкции хозяйки касались мельчайших деталей, вплоть до оттенка салфетки с вышитыми инициалами «ВЛО»[14]. В промежутках между спектаклями и репетициями Вивиен Ли находила время заказать любимое блюдо своего гостя, проследить, чтобы интересующая его книга стояла на столике рядом с его постелью, и сделать все, чтобы каждый запомнил этот день.

Утро Вивиен Ли проводила в розарии. Прекрасный садовод, она заботливо выращивала каждый куст, но приводила садовника в ужас своей щедростью. Никто не уходил без цветов, хотя эти розы могли иметь успех и на рынке.

«Нотли» открыл ранее малоизвестную Вивиен Ли. Многие из гостей считали, что, если бы она не стала актрисой, она могла бы сделать неплохую карьеру в качестве дипломата или общественного деятеля.

В ней поражал даже не талант, а личность; не интеллект, а человеческие качества. Здесь лежал секрет ее обаяния. Эта женщина позволяла себе быть прямой и всегда говорить, что думает.

Получив пьесу начинающего драматурга, она не отговаривалась («Знаете ли, я очень занята»), а читала пьесу и говорила в лицо: «Это ужасно!» В ее прямоте не было жестокости. Так же Вивиен Ли отвечала и тогда, когда это могло отразиться на ее судьбе. На вопрос влиятельной журналистки Хедды Хоппер: «Вы слишком заняты, что бы читать газеты?» (Хоппер возглавила кампанию против выбора Ли на роль Скарлетт) — актриса заявила: «Наоборот, я читаю все газеты, кроме той, где появляется ваша колонка». Друзья испугались: «Вы не боитесь ее?» Вивиен Ли фыркнула: «Чтобы я боялась газетной «шапки»!»

Прямота актрисы объясняет ее неприязнь к сплетням. А. Дент вспоминает один из эпизодов в «Нотли»: «Ей сообщили об отвратительной сплетне, которую распускала актриса, чье имя я не хочу называть. В словах Вивиен прозвучало громкое и горячее возмущение. Их образность вызвала смех, хотя она нахмурилась и скоро сменила тему. Она воскликнула: «Эта женщина — одна из моих любимых подруг, но бывают минуты, когда я с удовольствием зашила бы ей рот самой толстой ниткой». Это была вспышка истинной Вивиен». В разговоре с Мэлором Стуруа Вивиен Ли была решительно против модного ныне вторжения в личную жизнь: «Читать чужие письма, а в особенности интимные, неблагородно. Торговать же ими просто унизительно. Но ничего не поделаешь — такова жизнь».

С таким же отвращением она относилась ко всякой жестокости и насилию. Однажды хозяйка «Нотли» прогуливалась по саду в сопровождении кого-то из друзей и дочери своих американских знакомых, несимпатичной девочки, уже снимавшейся в кино. Юная звезда заметила ручных кроликов, схватила одного из них жесткой хваткой и начала терзать животное неуклюжей лаской. «Отпусти кролика, дорогая», — ласково сказала Вивиен Ли. Девочка не слушалась. «Отпусти этого кролика», — проговорила актриса низким голосом, который она отрабатывала для Антигоны. Девочка побледнела, выронила кролика и с криком убежала. «Должен сознаться, что я тоже вздрогнул», — рассказывает очевидец.

При всем самообладании и воспитанности Вивиен Ли была вспыльчива, но, как никто другой, переживала свои ошибки и находила способ загладить инцидент. Ее вспышки носили комически-серьезный характер (она могла выразить отношение к человеку, повторив по слогам его фамилию и сделав ударение на первом слоге; произнося второй слог, она поднимала брови и комически повышала голос, выражая этим негодование, презрение, возмущение). Ирония Вивиен Ли бывала убийственной, но она умела видеть нелепое в своих поступках и взяла за правило «видеть себя так, как видят нас другие».

Спорить с ней было трудно. Театральный менеджер С. Митчел вспоминает: «Это была не только самая умная актриса из тех, кого я знал, но и одна из самых умных женщин. Казалось, у нее не бывает случайных слов. При всем очаровании ее интонаций любая фраза отличалась ясностью и определенностью. Я не рисковал спорить с ней, не продумав заранее свои доводы». Тот же Митчел рассказывает: «Я не помню, чтобы она злилась на кого-нибудь, если только не считала, что человек совершает что-то низкое. Тогда ее замечания, часто высказанные с едким остроумием, нельзя было не принять всерьез». Гнев Вивиен Ли мог парализовать. В таких случаях она обжигала «ледяным холодом» и отчужденностью («формальна, как автомат»).

Воспоминания многочисленных коллег, посетителей «Нотли», воскрешают в памяти Вивиен Ли — «неразумно» щедрую женщину, верного и внимательного друга, остроумную собеседницу, артистичную натуру, но более всего — доброго человека. Как писал Тенесси Уильямс, «она не только поразительная актриса, но леди, обладающая самым важным признаком этой категории женщин — добротой сердца».

Эта доброта прежде всего выявлялась в уважении и внимании к рядовым людям. «Она постоянно заботилась и беспокоилась о других людях и заслужила в ответ такую же заботу. Все мы знаем звезд, которые в зале или на сцене спрашивают Фреда, приятеля помощника реквизитора, хорошо поставленным голосом о его больной жене. Обычно мы знаем, зачем это надо и почему звезда так тщательно заучила фамилию этого человека. Вивиен могла спутать фамилию, но она бы поговорила с Фредом без свидетелей и предложила бы послать его жену к лучшему специалисту за свой счет и с условием, чтобы ее имя не упоминалось. Потом она бы навестила жену Фреда в больнице инкогнито…» — свидетельствует Теренс Рэттиган.