Виват, гардемарины! - [4]

Елизавета отдернула ногу.

Свита откровенно захохотала.

— Ягужинскую-то мы сыщем, — небрежно бросила Елизавета, а затем насмешливо обратилась к Саше:

— Так что, Белов, был ты в царевом домике или нет?

— Не был, ваше величество! — звонко отчеканил Саша и дерзко глянул государыне в глаза. — А случись я там, то защитил бы женщину, потому что честь женщины превыше всего.

— А как же долг военный?

— Долг военный в том вижу, чтобы служить чести и славе вашего величества!

Императрица улыбнулась, довольная. Напряжение момента спало.

— Пригони-ка мне карету, — велела она Саше.

— Рад стараться, ваше величество! Саша вскочил в седло и загарцевал перед толпой, перекрывшей дорогу:

— Рас-ступись!

Бестужев вместе со свитой отшагнул в сторону. Толпа рассыпалась, гости начали разъезжаться.

Брюммер наклонился к Елизавете и горячо зашептал ей на ухо:

— Ваше величество, доколе же тянуть? Женить надо наследника, и немедля.

Простите мне мою дерзость — ведь Бестужев помешать может.

Бестужев направился было к ним. Но государыня, заметив это, отвела Брюммера в сторону.

Саша пригнал карету.

— Помоги мне, Белов.

Он почтительно подставил руку императрице.

— Садись, — велела она, — всем места хватит. За Сашей в карету залез Брюммер и захлопнул дверцу.

Карета тронулась.

Бестужев проводил их взглядом. Лицо его выражало удивление и озабоченность.

Дворец императрицы. Опочивальня. Драгоценные часы на камине пробили шесть часов, проиграли нехитрую мелодию. Свечи и лампады освещали мночисленные лики святых. Елизавета заканчивала письмо. Воспитатель наследника Брюммер застыл в почтительной позе.

— Е-ли-са-вет, — прошептала государыня, поставив в конце письма царственную закорючку своей холеной рукой. Она свернула письмо и протянула его Брюммеру:

— Запечатай!

Тот принял письмо, нерешительно переминаясь с ноги на ногу.

— Осмелюсь спросить ваше величество… Правильно ли я понял, что на роль гонца вы изволили выбрать гвардейца Александра Белова? Боюсь, он человек крайне ненадежный!

— Ненадежный? — вскинула голову Елизавета. — Ты не болтай, чего не надо! Я доверяю моей гвардии. Эти преображенцы в детстве моими няньками были, а потом на руках на русский трон внесли! «Ненадежный»… — передразнила она Брюммера.

— Но мне известно точно, что он человек Бестужева. Елизавета неожиданно рассмеялась.

— Вот и хорошо. — Она словно дразнила собеседника. — Был Бестужева — станет моим. Запомни, Брюммер: Бестужев никогда не приблизит к себе никчемного человека. У Алексея Петровича особый нюх на людей, и этим свойством нам не грех воспользоваться.

— Но сохранит ли Белов нашу тайну? — несколько опешил Брюммер. — Он молод, горяч не в меру…

— А я не собираюсь посвящать его в наши дела. А то, что молод и горяч, — это прекрасно! Невелика работа доставить депешу по назначению. Главное — довезти в целости и без приключений моих гостей. А с этой задачей он Правится!

— Но он же врал вам, ваше величество! На охоте. Нахально врал! Экий мерзавец! — не выдержал Брюммер.

— Почему врал? — искренне удивилась государыня. — Как он сражался за Ягужинскую! И Петрушку, недоумка моего, знатно проучил! Мы с Беловым отлично поняли друг друга. Он честный человек. Я в глаза ему смотрела… И сердце мне тоже подсказывает. — Она положила руку на грудь.

Брюммер скептически поджал губы.

— Мы, немцы, больше доверяем факту, чем воображению.

Елизавета окинула его презрительным взглядом.

— Тогда почему ты служишь мне, а не королю Прусскому Фридриху? Платит мало? Вы там по факту живете, а мы по воле Божьей! И кончим об этом… Зови Белова!

Брюммер отворил дверь. Белов нервно мерил шагами прихожую, косясь на мраморную нимфу, которая, поднеся палец к губам, казалось, призывала к молчанию. Брюммер сделал приглашающий жест.

Кабинет вице-канцлера. Пылает камин. Бестужев сидел за столом в своем кабинете, перед ним навытяжку стоял Алеша Корсак.

— Какое задание дала Белову государыня? — резко спросил Бестужев.

— Не могу знать, ваша светлость, я только сопровождающий, — отрапортовал Алеша, несколько опешив от столь прямого вопроса.

Вице-канцлер пробуравил его взглядом, помолчал.

— Я знаю, мичман Корсак, что вы с Беловым везете пакет в Цербст. Я не буду требовать у вас этого пакета. Кто ж возьмет на себя грех ломать печать государыни? — Тон его был почти отеческим. — Но я знаю: из Цербста по вызову государыни поедут некие гости. Так вот, даю тебе задание: следить за каждым их шагом — с кем встречаться будут, о чем говорить. Но главное, мне нужны бумаги, которые наверняка будут у этих особ и которые они будут прятать. Да, да… ты должен мне их доставить.

Алеша вздрогнул, глаза его округлились.

— В наш эпистолярный век, — продолжал Бестужев, — все переписываются.

Человек слаб, он зачем-то доверяет бумаге свои тайные мысли. Понял?

— Но почему я? — воскликнул потрясенный Алеша. — Разве я похож на вора?

— Вор — это на базаре, а в политике вор — ловкий, находчивый человек.

Запомни, Корсак! Я бы поручил это Белову, он малый не промах. — Бестужев усмехнулся. — Да он сейчас возгордился — государыней обласкан! А того не знает, что фаворит — должность ненадежная. Они часто меняются, а Бестужев вечен и умеет платить за услуги. Иль забыл?