Вивальди - [76]

— Голоса звучат превосходно, — заметил Вивальди и попросил Маффея пригласить на сцену скрипача или флейтиста, чтобы оценить чистоту звучания в зале с его внушительной кубатурой. Переходя с одного места нижнего яруса на другое и поднимаясь всё выше, он смог убедиться, сколь совершенна акустика зала. Маффей обратил его внимание на особую конструкцию двойного потолка с широким отверстием посредине.

— Потолок служит мощным резонатором, — пояснил Маффей. — Он, как полость гигантской скрипки, усиливает звук.

Возвратясь из Вероны, Вивальди застал в доме на Сан-Сальвадор одного отца. Все остальные были на дружеской вечеринке, устроенной Франческо по случаю получения им долгожданного официального разрешения на издательскую деятельность. Других новостей не было, в том числе и от находящегося в бегах Изеппо.

— Так чего же хотят веронцы? — спросил Джован Баттиста, приглашая сына к накрытому столу. — Концерт, ораторию или серенаду?

— Нет. Мне заказана опера, — последовал ответ.

На следующий день Вивальди сел за чтение либретто «Верность нимфы» — незамысловатой пасторальной истории с шестью действующими лицами и неизменным переплетением любовных коллизий. Работа над новой оперой его увлекла. Пожалуй, иначе и быть не могло, ибо в его руках находилось добротное либретто известного поэта, а премьера приурочена к долгожданному событию для веронцев — открытию нового театра. Над сценическим оформлением работал сам строитель театра архитектор Бибьена, а дивертисмент ставил хореограф Каттани, солист польского королевского театра. Вивальди хотелось, чтобы в новой опере хотя бы одна партия была поручена его протеже Анне. Но Маффей уже ангажировал на главные роли других певцов. И еще одно огорчало маэстро — репетиций было не столько, как того хотелось бы автору. День торжественного открытия театра был заранее установлен, и невозможно сдвинуть дату — Верона заждалась этого события.

Премьера оперы «Верность нимфы» состоялась 6 июня 1732 года. Театр был переполнен. В каждую ложу набилось по десять человек, а в партере все кресла были проданы, так что многим зрителям достались лишь стоячие места.

— Даже из Мантуи прибыли послушать Вивальди, — рассказывал довольный Маффей, один из главных устроителей торжественного события.

Духота в зале стояла невыносимая от зажжённых свечей большой люстры в центре и множества подсвечников в ложах. Руководство не поскупилось на освещение, поскольку долгожданное открытие нового театра наконец свершилось. Исполненное уже в первом акте трио вызвало общее одобрение зала. Во втором акте пришлось повторить полную новизны мелодичную арию «Нет, не могу любовь оставить!», а в конце спектакля дружные аплодисменты сопровождались топаньем ног, как в Венеции.

Если местных хроникёров прежде всего потрясли великолепие и акустика зала, то рецензент мантуанской газеты отметил, что опера вызвала восторженный приём зрителей своей поразительной музыкой, блестящим исполнением солистов и превосходными декорациями. После большого приёма по случаю открытия театра уставший от всего пережитого Вивальди вернулся в гостиницу «Две башни». Как же тоскливо одному без Аннины! Ему так бы хотелось поделиться с ней переполнявшими его чувствами после удачно прошедшей премьеры и великолепного приёма, на котором было высказано столько хвалебных слов в его адрес. Но милая плутовка, обидевшись, не пожелала поехать с ним в Верону, как он ни упрашивал её и ни доказывал, что солисты загодя были наняты Маффеем и он тут был бессилен что-либо сделать. Всё было тщетно. «Ничего, — думал он, готовясь ко сну, — дело вполне поправимое. Когда появится новый заказ, всё образуется и Аннина перестанет на меня дуться».

Он не ошибся. Через несколько дней после триумфа в Вероне последовало предложение театра Арчидукале, изъявившего желание видеть у себя Вивальди как автора новой оперы и как импресарио. По-видимому, причиной явились восторженные отзывы в газетах или то, что на веронской премьере побывал кто-то из влиятельных лиц Мантуи. Поэтому он недолго думая решил показать в Мантуе «Фарначе» с Жиро в роли Тамиры, с блеском исполненной ею в Венеции и Павии. Казалось, опера написана специально для неё, настолько она органично вжилась в образ молодой царицы. Когда о своём решении он сообщил Анне, та пылко обняла его, забыв о прежней ссоре.

Премьера «Фарначе» в Мантуе прошла успешно. Самые громкие аплодисменты выпали на долю Жиро, особенно после арии «Остыла в жилах кровь» и в заключительном квартете, когда Тамира умоляет мать о пощаде.

— Она бесподобна в этой роли, — заявил Антонио отцу, когда тот заговорил о Жиро, по поводу которой по городу распускаются сплетни. Джован Баттиста больно переживал, что некоторые знакомые, хитро улыбаясь, намекали на интрижку дона Антонио с молодой певицей.

— Да её теперь никто иначе не называет, как подружка рыжего священника! — с горечью воскликнул он. — Чем всё это может обернуться?

Как убедить отца, что две сестры для него лишь добрые подруги, спасительная отдушина в его одиночестве, отягощаемом неизлечимой болезнью? Кроме того, он не раз объяснял, что не может отказаться от талантливой певицы Жиро, её необыкновенного голоса, от которого во многом зависит успех музыки самого Вивальди.