Вивальди - [54]

— Бенедетто? — удивился отец. — И это после всех его гнусных измышлений в книжонке «Мода на театр»?!

— Да нет же! — ответил Антонио. — Я имею в виду его брата Алессандро. Он куда умнее и никогда не снизошёл бы до написания подобных глупостей.

Действительно, Алессандро Марчелло был известен как утончённый поэт-эстет, наделённый свободным гибким умом. На следующий день Вивальди направился в старинный дворец Марчелло к известному в городе вольнодумцу, где был принят просто, без церемоний. Поначалу разговор зашёл о светской и духовной музыке, о новых либретто, появившихся в последнее время, в чём Алессандро Марчелло знал толк, так как и сам пописывал. Раскланявшись с учтивым хозяином после приятной во всех отношениях беседы, дон Антонио уносил в кармане сутаны вожделенное письмо. Оно было адресовано принцессе Марии Спинола Боргезе, представительнице знатного римского рода, а Вивальди представлен в нём как «известный профессор-скрипач», снискавший симпатии истинных поклонников музыки.

Итак, путь в Рим открыт, и можно было приступать к новой опере для карнавала 1723 года.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Вивальди ждала дорога, на которую потребуется больше недели. До Рима можно добраться, проплыв от Кьоджы до Анконы, а затем по суше через горный перевал или на почтовых перекладных, меняя лошадей в Падуе, Болонье, Флоренции и других городах. Вивальди предпочёл второй путь. Пришлось отправляться одному, так как отец из-за возраста не чувствовал себя в силах выдержать столь длинный переезд да и жену опасался надолго оставлять одну. Для Камиллы такое расставание могло бы означать последнее прощание, так как её не отпускала болезнь сердца. То, что сын едет в Рим — город папы, было для неё единственным утешением.

Пасмурным январским утром рыжий священник с двумя баулами сел на набережной Дожа в гондолу. Его сопровождали носильщик Бастази и племянник Пьетро. Родители разрешили ему проводить дядю, а для ребёнка это было его первое плавание. У большого причала Меми сменил гондолу на более устойчивую плоскодонку, которая лучше подходила для переправы с грузом по большой воде неспокойной лагуны до Местре. Прежде чем подняться в почтовую карету, дон Антонио попрощался с провожатыми, приказав им довести в целости и сохранности племянника до дому.

Баулы были погружены, с особой тщательностью уложен кожаный футляр со скрипкой, и Вивальди, как обычно, занял место у дверцы с окошком, через щели которого проникал свежий воздух. Здесь легче дышалось, ибо со временем воздух в закрытом экипаже становился спёртым. Карета была не заполнена. Два стеклодува из Мурано, спорившие о качестве стекла, женщина с девочкой и адвокат, узнавший музыканта по его выступлениям в Пьета. К счастью, он сошёл в Падуе. Уставший от его любопытства, Вивальди облегчённо вздохнул, принявшись за чтение пяти либретто, которые прихватил с собой в дорогу, чтобы одно из них выбрать для Рима. Как обычно, Камилла навязала дорожную корзину с нужными лекарствами на случай приступа астмы, поджаренные хлебцы из арсенальской пекарни, домашнюю колбасу, крутые яйца, фьяску вина и молитвослов.

Трясясь и подскакивая на ухабах, Вивальди старался представить, сколько же ему пришлось накатать миль в дороге за десять лет, начиная с «Отгона в деревне», робко представленного им в Виченце, где мало кому он был известен как оперный композитор. За это время было сочинено пятнадцать опер, и почти все пользовались неизменным успехом. А сколько написано концертов, сонат, мотетов, месс для Пьета, не говоря уже об оратории «Триумф Юдифи», которая единодушно признана критикой подлинным шедевром.

Ему вспомнились хоровой псалом «Dixit» для двух хоров и оратория «Judicabit», о которой критика писала как о Страшном суде, начинающемся дуэтом двух труб, которые предваряют трагическую тему. Как бы хотелось по возвращении в Венецию исполнить это произведение в соборе Святого Марка по какому-нибудь торжественному случаю!

В Риме его уже знали по опере «Тит Манлий», поставленной в театре Делла Паче при содействии Бони и Джорджи. Рекомендательное письмо к принцессе Марии Боргезе должно было открыть перед ним двери в театры и римские салоны, как заверил автор письма Алессандро Марчелло. Но более всего его радовало то, что вскоре он окажется в городе своего великого учителя Корелли. Жаль, что его уже нет в живых, но Антонио дал себе слово обязательно посетить его могилу в Пантеоне и помолиться на ней. Как знать, может быть, удастся повидать старину Гаспарини, который, говорят, давно оставил Флоренцию и обосновался в Риме.

Несмотря на испытываемую радость от предстоящей встречи с Римом, утомительные дневные переезды по ухабистым дорогам в душной карете так измучили Вивальди и лишили сил, что уже на полпути он начал сожалеть о предпринятой им авантюре. Внезапно начались приступы астмы, и он был вынужден их переждать на одной из почтовых станций, чтобы только через пару дней продолжить путь. Он с удовольствием вновь побывал накоротке во Флоренции и полюбовался зелёными холмами Тосканы.

Больше всего ему досаждали пассажиры, с которыми приходилось часами трястись в почтовой карете. Это общество болтливых, грубых и необразованных типов постоянно менялось от одной почтовой станции к другой. А о возницах, вечно подвыпивших, и говорить нечего — того и гляди карета свалится под откос. Его единственным спасением были либретто, молитвенник в руках или лёгкая дремота, чтобы как-то отвадить пристающих с разговорами попутчиков. Особенно невыносимы были ночлеги на постоялых дворах при почтовых станциях. В тосканском городке Радикофани на Апеннинах ему даже пришлось делить ложе с храпящим скототорговцем и всю ночь промучиться, борясь с клопами и блохами. В сравнении с этой захудалой ночлежкой снимаемая им комнатушка в Мантуе могла бы сойти за королевские покои.