Вивальди - [19]
Учитывая затворнический образ жизни и суровые нравы в приюте, многие девушки мечтали стать воспитательницами или выйти замуж. Внутренний распорядок строго подчинялся звонку колокольчика. Весной и летом на сон отводилось не более семи часов, с приходом сезона дождей и первых холодов разрешалось поспать на час подольше. По звонку проходили побудка и утренняя молитва. Каждая из воспитанниц по очереди назначалась дежурной на неделю. В её обязанности входило поддержание чистоты и порядка в дортуаре. Она же должна была сопровождать девушек к заутрене, а потом к месту работы или учёбы. По звонку все строго парами направлялись в трапезную, соблюдая молчание. Был общий запрет на общение с посторонними, за исключением близких родственников, свидания с которыми допускались по особому разрешению руководства приюта. За прилежание в труде и примерное поведение девушки могли рассчитывать на небольшие деньги, выдаваемые на карманные расходы, заносимые в книгу расходов.
Ежедневные занятия музыкой были обременительны и требовали беспрекословного послушания. Но девушки из хора и оркестра в сравнении с остальными воспитанницами приюта находились в привилегированном положении. Они могли общаться с лицами мужского пола — учителями музыки, а в летний зной их даже вывозили за город подышать свежим воздухом. После десяти лет затворнической жизни кое-кому удавалось подобрать себе замену среди приютских воспитанниц и выйти на волю, накопив из «карманных» небольшую сумму в качестве приданого.
Между рыжим священником и его ученицами установились настолько дружеские и доверительные отношения, что после успешного разучивания и исполнения очередной сонаты Вивальди просил их проставлять свои имена на последней странице партитуры. Таким образом, после обычных воскресных концертов на партитурах появлялись имена особо отличившихся: скрипачки Пруденцы, гобоистки Пелегрины, исполнительницы партии виолы Кандиды и органистки Лючаны.
Однажды под большим секретом одна из учениц сообщила наставнику, чтобы он был осторожен, так как за дверью часто стоит, подслушивая, маэстро Гаспарини. Во время занятий Вивальди обычно после объявления перерыва брал скрипку и начинал музицировать, отдаваясь полёту воображения. Старый маэстро был наслышан об этой особенности молодого коллеги и, движимый неотступным профессиональным любопытством, подходил иногда на цыпочках к двери классной комнаты и молча слушал, стараясь не вспугнуть вырывающийся как из рога изобилия каскад дивных звуков. Тому, кто невзначай оказывался с ним рядом, он знаком приказывал не шуметь и не топать ногами, приговаривая:
— Пусть себе играет. Не будем мешать…
В такие минуты ученицы обступали наставника и, затаив дыхание, слушали его импровизации. А он, оторвав пальцы от инструмента, брался за перо и начинал лихорадочно покрывать линейки нотной тетради трудночитаемыми штрихами и точками.
— Браво, маэстро! И это всё для нас?
Не отвечая на их восторженные возгласы, охваченный творческим порывом, он звал к себе копииста и приказывал разобраться в этом месиве значков с завитками, переписав ноты набело. Через день на пюпитрах учениц появлялись новые произведения маэстро. Всякий раз для них это было радостным сюрпризом, укреплявшим их любовь и привязанность к милому рыжему наставнику. Поначалу он просил самую смышлёную из учениц прочесть партитуру, требуя строго придерживаться написанного. Когда удавалось добиться чёткого понимания новой вещи всеми исполнительницами, Вивальди приступал к репетиции и объяснению технических приёмов игры.
— На первой ноте смычок плотно идёт вниз, — объяснял он, постукивая по пюпитру и требуя к себе внимания. — А на трёх остальных смычок движется прерывистыми толчками вверх. Следите за тем, чтобы он не касался соседних струн.
Взмах рукой, и порыв наставника передавался его юным ученицам, которые окунались в поток волшебных звуков.
Который день в салоне художницы Розальбы Каррьера велись разговоры о затее австрийского посла устроить во время карнавала состязание между скрипачами-виртуозами — двумя священниками. Необычный концерт должен был состояться 6 февраля 1707 года. По такому поводу принц Эрколани, посол австрийского монарха Леопольда I, устроил большой приём в своём венецианском дворце, во время которого должно было состояться объявленное состязание между доном Джованни Руэта и доном Антонио Вивальди. Было известно, что первый пользовался покровительством самого монарха, а вот второй мог рассчитывать только на своё мастерство. Собравшейся на приём знати предстояло назвать победителя музыкальной дуэли, а полученные средства должны были покрыть расходы на грандиозный пир. В салоне художницы делались самые различные предположения, но большинство склонялось к мысли, что победа достанется не Вивальди, поскольку борьба будет вестись не на равных, ибо Руэта мог рассчитывать на давнюю дружбу с хозяином дома, послом.
В великолепном зале на помосте между четырьмя напольными светильниками муранского стекла появились тепло встреченные присутствующими два соперника в сутанах, вооружённые скрипками и смычками. Различие между ними было в возрасте — один несколько старше и к тому же седеющий брюнет, другой огненно-рыжий с впалой грудью. Более часа они поочередно исполняли различные пьесы, изобилующие сложными пассажами. Каждый старался поразить своим виртуозным мастерством. Щедрая на аплодисменты публика была разгорячена не столько жарко натопленными изразцовыми печами дворца, сколько разносимым слугами вином и общей атмосферой карнавального веселья. Мнения разделились. Многие дамы сгрудились около молодого Вивальди, привлечённые его рыжей косматой шевелюрой, которая развевалась в такт движениям смычка, скользящего по струнам с удивительной лёгкостью и изяществом. Но под конец выступления трудно было назвать явного победителя.
