Витязь в тигровой шкуре - [19]

Сел на стул под деревами.

И пришел к нему садовник,

И спросил его герой:

«Хороша ль у вас торговля

И в цене товар какой?»

«О купец, – сказал садовник, –

Славный город Гуланшаро,

Расположенный на море,

Полон всякого товара.

Много здесь купцов богатых,

И со всех концов земли

Дивных редкостей немало

К нам привозят корабли.

Царь морей Мелик-Сурхави

Этим городом владеет.

Всякий, кто сюда приедет,

Будь хоть стар, – помолодеет.

Ежедневно здесь пирушки,

Веселится весь народ,

И цветы в садах чудесных

Здесь не вянут круглый год.

Я – смотритель за садами

Именитого Усена.

Он – глава торговцев здешних,

Вся ему подвластна мена.

Этот сад, где вы пристали,

Служит отдыхом ему.

Ныне вам явиться должно

К господину моему.

Но приехали вы поздно,

Сам Усен теперь в отъезде,

Лишь Фатьма, его супруга,

Может встретить вас на месте.

О прибытье каравана

Доложу я ей сейчас,

Слуг она пошлет навстречу

И принять прикажет вас».

Скоро слуги появились,

Судно быстро разгрузили

И товары на храпенье

В караван-сарай сложили.

И Фатьма, встречая гостя,

Появилась у дверей.

Поклонился низко витязь

И вошел в покои к ней.

Именитая хозяйка

Хороша была собою;

По годам немолодая,

Всем казалась молодою:

Станом стройная, как дева,

И прекрасная лицом,

Много слуг она имела

И нарядов полон дом.

Витязь ей поднес подарки,

И она, сияя взглядом,

Угощала Автандила

И сама сидела рядом.

Поздно кончилась пирушка.

На рассвете Автандил

Развязал свои товары

И на части разделил.

Драгоценные каменья,

Без оправы и в оправе,

Были посланы на выбор

Во дворец Мелик-Сурхави.

Все сокровища другие

Были отданы купцам,

И купцы их продавали,

Как назначил им Усам.

Сказание двадцатое. О том, как Фатьма освободила Нестан-Дареджан от ее похитителей

Автандил, купцом одетый,

Жил под кровлею Усена.

Между тем с Фатьмой внезапно

Приключилась перемена:

Стала мрачною хозяйка

И, как раньше, за столом

Не беседовала больше

С рассудительным купцом.

Так летели дни за днями.

Как-то раз, в часы досуга,

«Госпожа моя, – воскликнул

Автандил, – ты ждешь супруга!

Почему же ты тоскуешь

И зачем не весела?

Отчего печаль немая

На чело твое легла?»

«Ах, купец, – Фатьма сказала, –

Все мне в тягость, жизнь постыла.

Как мои ни льются слезы,

Не вернуть того, что было.

Деву, лучшую на свете

И подругу из подруг,

Предал участи печальной

Ненавистный мой супруг.

Ах, купец, к тебе я ныне

Преисполнена доверья!

Не могу молчать я больше,

Все скажу тебе теперь я.

Может быть, Фатьме несчастной

Ты полезный дашь совет,

Как ей пленницу избавить

От ее великих бед.

Слушай, путник. Существует

Здесь обычай новогодний:

Закрываем мы торговлю,

И купцы поблагородней

Во дворец идут обедать

И несут царю дары –

Кто каменья дорогие,

Кто роскошные ковры.

Царь гостей обедом кормит

И дарами наделяет.

Десять дней гремят кимвалы,

Арфы звонкие бряцают,

На арене мечут копья,

На лугу играют в мяч,

На ристалищах огромных

Лошадей пускают вскачь.

Раз, обычай соблюдая,

Позвала меня царица

Вместе с женами торговцев

Во дворец повеселиться.

Поздно вечером вернулись

Мы веселые домой,

И подруг своих любимых

Привела я в дом с собой.

В сад мы весело спустились

И певцов с собою взяли.

Забавляясь, я меняла

И прически и вуали.

Наконец пришли мы в домик,

Что висит над самым морем,

И затихла я внезапно,

Вся охваченная горем.

Что тогда со мной случилось,

Рассказать я не умею.

Увидав, что я печальна,

Все ушли гулять в аллею.

В доме я одна осталась,

И окно приотворила,

И смотреть на море стала

Безнадежно и уныло.

Море тихо волновалось,

Гасло солнце золотое.

Вдруг мелькнуло в отдаленье

То ль животное какое,

То ли маленькая птица…

Но приблизилось виденье,

И признала в нем я лодку,

Что скользила по теченью.

Лодка к берегу пристала.

Озираясь боязливо,

Два раба чернее сажи

Вышли на берег залива.

Все вокруг спокойно было,

Не следил никто за ними;

Только я вверху сидела,

Не замеченная ими.

Осмотрев пустынный берег,

Вновь они спустились в лодку,

И ковчег внесли на берег

И открыли в нем решетку.

Из ковчега вышла дева

В черной редкостной вуали.

Солнце, полное сиянья,

С ней сравнялось бы едва ли.

Дева грустно оглянулась,

И лучи очей прелестных,

Озарив ночные скалы,

До высот дошли небесных.

Опустила я ресницы

И окно скорей закрыла.

И смотреть была не в силах

На чудесное светило.

Четырех рабов отважных

Позвала к себе тогда я

И сказала им: «Смотрите,

Гибнет дева молодая!

Подойдите незаметно,

Чернокожих окружите.

Что запросят, то и дайте,

Только пленницу купите.

Если ж эти два злодея

Не уступят вам девицу,

Вы убейте их без страха

Или бросьте их в темницу».

Вот рабы подкрались к лодке,

Окружили незнакомцев,

И к торговле приступили,

Развязав мешок червонцев.

У окошка я стояла.

Вижу – те не уступают,

Гонят прочь моих посланцев

И клинками угрожают.

«Смерть злодеям!» – я вскричала.

Тут рабы их повалили,

Обезглавили и в море

Вражьи трупы потопили.

Я пошла навстречу к деве

И склонилась перед нею.

Как была она прекрасна –

Рассказать я не умею.

Перед нею меркло солнце,

И лучи ее ланит

Ослепляли бедных смертных

Так, как солнце не слепит».

И Фатьма, рыдая горько,

В грудь ударила рукою.

Автандил заплакал тоже

И поникнул головою.

«Продолжай, – Фатьме сказал он,

Не томи слезами глаз».

И Фатьма, сдержав рыданья,

Продолжала свой рассказ:

«Эту деву молодую

Всем я сердцем полюбила.

Привела ее к себе я,

На подушки посадила