Виттория Аккоромбона - [34]

— А что если я задержу вас здесь? Вы хоть и не так много знаете, но все же достаточно, чтобы выдать меня и моего доброго кума-аптекаря. Это было бы лучше всего. Для хитрого, много знающего Асканио надежнее было бы остаться в тюрьме.

Граф, не теряя самообладания, еще раз обстоятельно объяснил свои намерения, высказал пожелание хорошо заплатить за освобождение пленного и предупредил, что было бы непростительной жестокостью задержать его самого или убить. Такая жестокость совершенно бессмысленна. Его родственники в Болонье, судьи в Риме, более того, кардиналы, губернатор, а пожалуй, и сам папа возбудили бы тщательное расследование, ибо выдающиеся люди страны, такие как княгиня Маргарита Пармская, сочувствуют ему и его делу: да и поскольку, как известно, к этим тайным союзам принадлежат господа и даже князья, то и сам граф может быть наказан ими за это преступление. В Энгельсбурге Асканио также ждет его возвращения. Он, конечно, не станет молчать в случае, если его защитник не вернется, и поскольку у него в руках все нити, он нанесет своим бывшим соратникам самый большой удар, так как при таких обстоятельствах губернатор вряд ли отпустит его из тюрьмы.

— А вы умный мужичок, граф, — промолвил Антонио, — так же хорошо владеете собой, как и наш брат. Да и в ваших доводах есть толк. Проклятый Асканио знает слишком много, и какими бы умными мы себе ни казались, он все же гораздо умнее. Учтите, если я вас отпущу и если вы проболтаетесь хоть одному смертному о том, что здесь узнали, то не проживете и часа; впрочем, ваша просьба слишком важна, а дело слишком запутанно; но я один не могу ничего решить, не имею права взять это на себя. Есть только одно средство. Приходите во время полнолуния сюда снова с вашим Асканио, тогда соберется большой совет. А до тех пор забудьте, что видели меня и кума.

Граф отправился в обратный путь, размышляя об удивительных вещах в этом мире: несколько дней назад он был принят кардиналами и знатными дамами, а теперь оказался в зависимости от этого подлого человека, который, как большую милость, дал ему возможность свободно уйти.

Тем временем мать Аккоромбони обсуждала со старым кардиналом Монтальто предстоящий брак его племянника со своей дочерью Витторией. Старик любовался величественной фигурой еще красивой матроны, выражением умных глаз, благородной и степенной осанкой. У него сложилось хорошее мнение о нраве и характере женщины, умеющей преподнести себя с достоинством. Донна Юлия видела кардинала только при исполнении духовных обязанностей, он избегал близкого общения с людьми; но она понимала его умный взгляд и знала от своего умершего супруга, как последовательно, осмотрительно и настойчиво вел себя кардинал во всех жизненных делах.

После первых вежливых приветствий матрона сказала:

— Ваше преосвященство, одно из самых счастливых событий в моей жизни — вступить в родство с таким честным, истинно добродетельным человеком, как вы. Не сочтите это за лесть, я говорю правду; при всех обстоятельствах я предпочла бы подобный союз моей дочери всем предложениям самых богатых, знатных и самых старинных фамилий.

— Я верю вам, достойнейшая, — ответил кардинал. — Ваш высокий ум, ваше благородство известны всем. Достойно похвалы также решение ваше и вашей дочери, потому что вы обе хорошо знаете, что своему приемному сыну я не могу передать больших богатств, сокровищ или земель, ибо я всегда избегал тех кривых путей, которыми добывается богатство. Но вы получите хорошо обставленный дом с большим садом, а также приличный, даже значительный, годовой доход, вам не грозит нужда. Если дом, в котором вы станете хозяйкой, не будет принадлежать к самым блестящим, то любой сочтет его, по меньшей мере, приличным и зажиточным. Вы будете вращаться в обществе, держать слуг; мебель, украшения дома подобраны со вкусом, хотя и недорогие, и если вы еще присоедините свое состояние с доходами, то будете освобождены от всех жизненных забот и можете оказывать гостеприимство друзьям. Я бы и сам мог, пожалуй, найти для своего племянника невесту из известной аристократической семьи, которая охотно приняла бы его, но убежден, что он зачах бы в таком окружении. Моя семья была одной из беднейших во всей области, мои родные всю жизнь трудились в поте лица, и как ни заботились родители, работавшие на земле о моем будущем, они не смогли сделать для меня и самого малого. Как и мой благочестивый друг и покровитель, блаженный Пий V, я был в свои ранние годы нищим, жил благодеяниями других, а те, в свою очередь, были почти такими же страждущими, как и я. Поверьте мне, благородная женщина, в нищете, где мы можем рассчитывать только на помощь и участие Бога, открывается святость, сладкое причастие, о котором богатые понятия не имеют. На этом пути я научился не поклоняться богатству, хотя не стоит и пренебрегать им, и ни одному льстивому слову не позволил сорваться со своих уст: в Венеции, Испании и моей родной Джозефии всегда оставался верен себе и своим убеждениям. Моего опыта вы, конечно, не могли иметь, но во всяком случае вы тоже не искали покровительства знатных и не преклоняли колени перед богачами. Вы сильны и крепки, мужественны и благородны, и это главным образом побудило меня так быстро дать согласие, хотя мой племянник, строго говоря, еще слишком молод и незрел для роли супруга. Однако я наблюдал, как скоро его испортило общение с молодыми вельможами, их распущенность. Я люблю это дитя и готов сделать всё для него, поэтому передаю этот слабый и податливый характер вашему мудрому управлению, чтобы вы сделали его мужчиной, чтобы он научился отличать справедливость от беззакония, правду от лжи.