Витгенштейн - [29]

Эту же мысль можно выразить несколько иначе: предложение показывает, как обстоит дело, если оно истинно, то есть оно показывает свои условия истинности. Из этого следует, что условия истинности предложения составляют его смысл. И наоборот, предложение, не имеющее условий истинности, не имеет и смысла; по сути это и не предложение вовсе. Это то, что принято называть условно-истинностной теорией значения: понимать предложение значит иметь понятие о том, как обстоит дело, если оно является истинным.

Предложение говорит то, что оно показывает, то есть положение вещей, которое оно отображает, является существующим (в противном случае предложение ложно). Предложение не может сказать, что оно имеет смысл, то есть общую с реальностью форму, и что простые имена, которые составляют его, заменяют простые объекты, имеющие определенную форму. Оно может только показать это; отсюда – известное суждение: «то, что может быть показано, не может быть сказано»[14]. Из этого вытекает, что говорить о логической форме предложения невозможно.

Все вышеизложенное может показаться чересчур фигуральным: утверждение, что образ в своем обычном значении обладает свойствами, на которых мы подробно останавливались, может встретить одобрение, в отличие от утверждения, что предложение – это образ, поскольку не слишком понятно, что общего у такого предложения, как «Демосфен является таким же хорошим оратором, как Цицерон» с образом! Однако именно на этом настаивает Витгенштейн. Допустим, мы выявили форму такого предложения, обозначив имена собственные Демосфен и Цицерон строчными буквами латинского алфавита, а отношение «такой же хороший оратор, как» прописной буквой R. Тогда данное предложение в качестве образа имеет логическую форму aRb. «Очевидно, что предложение формы «aRb» мы воспринимаем как образ. Здесь, очевидно, знак есть подобие обозначаемого»[15], – пишет Витгенштейн. Признание наличия подобного сходства между предложением и образом, распространение этого сходства на весь язык в целом все-таки предполагает необходимость внесения дополнительных положений, которые сделали бы его приемлемым.

Прежде всего, ясно, что образы положений вещей, которые мы создаем для себя, зачастую предполагают некоторые условия; это относится не только к образам-предложениям, но и к таким образам, как музыкальные партитуры и температурные кривые. Эти условия касаются того, что замещают «простые» знаки, а также, разумеется, того способа, которым структурированы образы: к примеру, в отношении температурной кривой мы признаем чтение слева направо, как соответствующее направлению движения из прошлого в будущее. Аналогичным образом высокие звуки обозначаются нотами, расположенными «высоко» на нотном стане, и т. д.

Однако следует различать два случая: при соблюдении этих условий любая температурная кривая, которую мы построим, будет отражать возможное положение вещей. Конечно, может оказаться, что это положение вещей является физиологически невозможным, например, если кривая отразит резкие скачки температуры за очень короткие промежутки времени. Тем не менее она остается температурной кривой, отражающей положение вещей, которое, разумеется, не существует в нашем мире, но может существовать в другом мире. Мы скажем, что в этом случае нашему способу символического отображения колебаний температуры больного присуща множественность, что означает всего-навсего то, что символика, использованная для изображения колебаний температуры больного, совпадает по форме с физиологическими фактами, которые она позволяет отобразить.

Однако так происходит не всегда. Велика вероятность, что система знаков, символика, окажется такой, что будет возможно, соблюдая ее правила, построить образы, не способные отображать что бы то ни было, другими словами пустые образы. В таком случае подобная символика не обладает множественностью. Именно это является отличительной чертой естественных разговорных языков. Они подчиняются обычным правилам грамматики, которые мы осваиваем в начальной школе. Следуя этим грамматическим правилам, мы можем образовывать предложения, которые не способны отображать возможную ситуацию. Возьмем простейший пример. С грамматической точки зрения мы вправе построить следующее предложение: «В 22 часа 30 минут у Жана была температура 37,5 и 39 градусов» (по образцу: «В 22 часа 30 минут у Жана был насморк и озноб»), и нам может показаться, что, несмотря на свою ложность, предложение все же не лишено смысла. На такого рода предложениях, которые позволяет нам строить грамматика, основываются многочисленные шутки вроде «Принеси мне нож без клинка и без рукояти!». Напротив, при соблюдении условий построения температурных кривых мы не сможем отобразить подобное «невозможное» положение вещей; ведь тогда у двух точек было бы одинаковое местоположение на оси абсцисс, а это запрещено нашими правилами. Сделав так, мы не построили бы «ложную» температурную кривую, мы построили бы вместо температурной кривой нечто совсем иное. Другими словами, нарушая правила построения температурной кривой, мы создаем нечто такое, смысл чего был утрачен (по сравнению с правильной температурной кривой).