Витгенштейн - [27]

Тогда мы приходим к мысли, что изобразительность как образа факта, так и парижского судебного процесса, основывается в конечном счете на возможности осуществления их законченного анализа, который выявил бы простые конечные элементы, обозначающие непосредственно простые конечные предметы, составляющие факт. Полученный в результате анализа образ представляет собой определенное сочетание простых элементов, которые заменяют существующие простые предметы, причем это сочетание может быть как существующим, так и несуществующим. Назовем такого рода образ элементарным. Элементарный образ можно непосредственно сравнить с реальностью, а его «истинность» или «ложность» зависят лишь от существования или несуществования простого положения вещей, которое он отображает, и совершенно не зависит от существования или несуществования другого положения вещей, отображенного другим элементарным образом. Иначе говоря, «истинность» или «ложность» элементарного образа не зависят от «истинности» или «ложности» другого элементарного образа.

Вспомнив вывод, к которому мы пришли ранее (см. с. 121), можно добавить, что простой предмет имеет форму, которая есть его возможность вхождения в некоторые положения вещей, но не во все. Любопытно, что простые предметы являются одновременно формой и содержанием; они, по словам Витгенштейна, являются неизменяемой сущностью нашего мира (а также, позволим себе добавить, всех тех миров, которые мы можем вообразить).

Теперь можно перейти к рассмотрению последнего уровня, выявленного нами в образе. Мы сделаем это применительно к элементарным образам – единственным «подлинным» образам. Итак, речь идет об уровне формы, которая является общей для образа и изображаемого им положения вещей, а также, как видим, представляет собой возможность структуры, то есть особого сочетания (простых) предметов и (простых) элементов, заменяющих их в образе. Исходя из вышеизложенного касательно простых предметов, становится ясно, что структура образа является как бы имплицитным дополнением формы предметов. Как указывалось ранее, одни и те же предметы могут сочетаться по-разному (в зависимости от их формы). Простые элементы, заменяющие предметы, тоже могут сочетаться по-разному в образе. Предметы и соответствующие им простые имена определяют совокупность положений вещей, каждое из которых имеет свою структуру. Общим для этих структур является то, что они представляют собой возможные структуры, в которых могут сочетаться предметы / простые имена. Скажем так: у этих структур имеется определенная общая форма, которая есть не что иное, как тот факт, что речь идет о возможных структурах, в которых могут сочетаться данные предметы / имена. Мы можем сравнивать образ с реальностью именно в силу того, что и структура изображенного положения вещей, и структура реально существующего положения вещей являются возможными структурами для простых предметов. Другими словами, одна и та же форма делает возможными эти две структуры; именно это делает возможным сравнение и позволяет образу изображать положение вещей. Рискнем предложить следующее сравнение.

Предположим, что мы имеем дело с цветной картинкой, на которой изображена некая сценка с персонажами. Вырежем из картинки все предметы, присутствующие на ней; теперь мы можем расположить их по нашему усмотрению на плоской поверхности (не накладывая их друг на друга, так как опыт, согласно нашей задумке, проводится в двухмерном пространстве) и получить столько новых картинок, сколько пожелаем. При этом одни и те же предметы каждый раз будут входить в новые сочетания, новые структуры. Однако, хоть мы и вольны создать множество различных картинок, мы не можем сделать так, чтобы один и тот же персонаж находился одновременно справа и слева от другого или чтобы один и тот же персонаж находился одновременно в двух местах. Такого рода невозможность обусловлена тем, что в целом все эти картинки являются «пространственными». Именно эти ограничения, довлеющие и над сценами из реальной жизни, делают возможным сравнение картинки с реальностью.

Пространство из вышеприведенного примера является общей формой образа и отображаемого им факта, даже если данный факт отличается от того, который отображен в образе. Скажем так, чтобы быть способным отображать какой-либо факт, образ должен по меньшей мере иметь общую с ним «образную» форму, или «форму отображения», как ее называет Витгенштейн.

Из всего это вытекает нечто примечательное, а именно – образ не может отображать свою форму отображения, которая, как отмечалось выше, есть то общее, что образ должен иметь с реальностью, чтобы быть в состоянии ее отобразить. Пространственный образ показывает, что он пространственный, но не может отобразить само пространство, поскольку, будучи пространственным образом, он уже предполагает наличие пространства. Иначе говоря, то, что позволяет образу отображать факт, не может быть отображено в образе.

Итак, между формой отображения и формой предметов существует тесная связь: возможность для предмета иметь ту или иную форму, иначе говоря, входить в то или иное положение вещей также не может быть отображена. Она может лишь показать себя в образе. Смысл последних замечаний станет понятнее, если мы применим к предложению все эти длинные рассуждения о том, что позволяет факту быть образом.