Витенька - [43]

25

Если бы так было и в школе… Что-то не клеилось там у Витька. Сам-то он считал — нормально. «Как в школе, Витенька?» — «Нормально». Дневник полон двоек, а четверть кое-как округлялась на тройки. «Ты почему уроки не делаешь?» — «Делаю». — «Отчего тогда сплошь двойки?» Молчит. Плечом и головой делает жест: откуда мне знать? Врет, конечно. Потихоньку врать стал, то есть не говорить правду. Теперь вот вызов родителей. Опять вызов. «Здравствуйте». — «Здравствуйте, Витин папа?» — «Да». Очень уж молоденькая учительница, играя глазами, скашивая их на Витька, который тут же стоит, понурив голову, жалуется на полное равнодушие сына к учебе. «Между прочим, все учителя жалуются, по всем предметам. Вы понимаете, голову положит на парту и спит, может, и не спит, но лежит голова, не шевельнется. Или в окно смотрит, отвернется и смотрит весь урок. Спросишь, а он ничего не слышит, даже не знает, о чем речь. Что с ним? Ведь умный парень, видный такой, поговоришь вот так на переменке, просто замечательный парень, интересный». И опять глаза скашивает, а в глазах — что-то такое не от учительницы, а от молодой девицы. «Да она вроде заигрывает, что ли?» — подумалось Борису Михайловичу. Сложно было ему слушать этот разговор. То и дело учительница-девица переходила на какой-то не учительский тон. «И красивый мальчик, и умный, девочки заглядываются, а он спит, все ему неинтересно. Виктор, вот ты скажи при отце». Господи, Виктор. Да он и в самом деле уже Виктор. Чужое имя. Голову понурил. Да у него уже волос пробивается на губе. Вот тебе и Витек. «Ну, Виктор, что скажешь?» Опять учительница излишне живыми глазами смотрит на Витеньку. «Ты что в пол уткнулся? Подними голову, — говорит отец. — Вот так. Ну, скажи вот перед…» — «Елена Михайловна…» — «Вот перед Еленой Михайловной». Плечом ответил. Молчит. «Может, побить его?» — «Что вы, как можно?! Такого парня». — «Ну, хорошо. Я поговорю с ним дома. Иди». Ушел Витек слегка вихляющей походкой. Борис Михайлович попросил учительницу построже с ним или вовлечь его в общественную работу. «Да он и на группу не остается, на комсомольских собраниях не бывает». — «А вы постарайтесь, нагрузку ему какую-нибудь». — «Хорошо, постараемся». — «Так-то он деловой у нас, во Дворце премию получил, изобретатель». — «Вот видите, а нам ничего не говорит, мы и не знаем ничего». — «Вот видите». — «Хорошо, постараемся».

Дома опять разговор.

— Витек!

— Что?

— Что, что? Не понимаешь? Может, тебя действительно побить?

— Побей.

Борис Михайлович так, для острастки, для внушения сказал, на самом деле он и в эту минуту страшно любил сына. Любил и любовался им. На самом деле — какой парень интересный, уже усы пробиваются, не замечал раньше, не обращал внимания. А эта учительница, сама выговаривает, жалуется, а в то же время как бы даже и хвалит его, не то что хвалит, а как бы любуется, вот, мол, положит голову и спит или в окно смотрит. О чем он там думает? И ей интересно, о чем? По глазам и по голосу видно же, что ей интересно. Учителя.

— Не махай головой. Дергаешь все, как хвостом кобыла. А то вот возьму ремень да выпорю как следует, ты меня знаешь, я ведь могу.

Плечом ответил. Делай, мол, как знаешь. И опять дерг, дерг. Они стояли друг перед другом. Отец посмотрел рассеянно, подошел вплотную, обнял Витька за плечи.

— Ну, сынок. Почему ты не хочешь заниматься?

— Неинтересно.

— Что неинтересно?

— Все.

— А это? Паяльником, интересно?

— Да.

— А если я возьму да к чертовой матери все это раскидаю?

— Мне все равно.

— Ах вот как! Ну ладно, я тебя прошу, Витек, по-дружески, подтянись немного, сделай, чтобы нас хоть не таскали в школу. Ну?

— Постараюсь.

— Да, конечно, что тебе стоит?

— Сказал — постараюсь.

Постарался. На третий день принес пятерку в дневнике, выставленную давним Витенькиным врагом, учительницей литературы и русского языка. «Как?» Ответил плечом. «Ну, сынок, давай, докажи им, пускай знают, кто ты такой. Что тебе, трудно доказать?» — «Нетрудно». — «Ну вот». Потом принес пятерку по алгебре, потом по химии, потом пошли пятерки, пятерки, а потом опять вызывали родителей. Раньше среди двоек, троек и даже колов всегда блуждала по дневнику единственная пятерка по обществоведению, других отметок по этому предмету не было. Еще тогда родители удивлялись: «Откуда? Почему он ставит тебе пятерки?» — «А мы всегда спорим с ним». — «О чем?» — «Обо всем». — «И за это ставит?» — «Да». Странный учитель. Теперь, слава богу, пошли пятерки по всем предметам без исключения, даже по физкультуре. И вдруг опять вызов. На этот раз вызвал директор. «В чем дело, Витек?» — «Не знаю». — «Как же ты не знаешь? Директор вызывает, а ты не знаешь. Врешь, негодяй. Что натворил?» Молчит. Голову опустил. Слезы закапали. Конечно, ребенок. «Ладно, отец, оставь его, сходи, а потом уж будешь говорить».

Так шло все хорошо, и вот — на тебе. За день перед этим еще похвастался, что поставили его редактором классной стенгазеты, что они выпустили номер, повесив ли, а пробиться на переменке нельзя, такой успех, все классы читают, вся школа. «Так уж и вся школа?» — «Вся. Все классы, не пробьешься». — «Вот видишь, Мамушкин, — сказала Витеньке классная руководительница, — когда ты захочешь, все можешь. Видишь, какой успех? Учителя не могут прочитать, не подступишься. Поздравляю», — сказала классная руководительница. А к последнему уроку сняли газету. Почему? Никто не знает. Это ребята, на которых карикатуры были нарисованы, они сняли. Так объяснил себе и другим Витек. И вот, пожалуйста: завтра без родителей не приходить. «Папа же работает с утра», — сказал Витек. «Ничего, отпросится». Пришлось звонить на завод, предупредить, что срочно зовут в школу.