Витающие в облаках - [69]

— Шторм идет. — Нора принюхивается, как собака.

Но она всегда так говорит.

— Твоя очередь, — напоминаю я, бросая в камин еще одно жалкое полешко.

— А может, не надо? — спрашивает Нора. — Может, я вместо этого схожу в туалет, отвечу на телефонный звонок или сделаю еще что-нибудь нудное и отвлекающее от сюжета?

— Нет. И вообще, у нас нет телефона. — (К нам даже почтальон не звонит. Даже единожды.) — Расскажи про свою красавицу-сестру, которая умерла в день, когда я родилась.

Нора вздыхает так глубоко, что ее вздохом можно было бы измерить глубину пролива.

— Это весьма неправдоподобная история, и тебе будет трудно поверить в ее истинность. Итак… сначала была Дейрдре, которая умерла, потом Лахлан, потом — через год — Эффи, зачатая в грозу и рожденная во время землетрясения.

— В Шотландии?

— Маленького землетрясения. Они тут бывают. Иногда.

— Очень редко.

— Она родилась в день зимнего солнцестояния, когда мир погружается во тьму и все живое уходит обратно в землю. Когда земля спит. Однако Эффи была неугомонна и скоро совсем замучила хрупкую здоровьем Марджори. С виду казалось, что Эффи обладает природой саламандры, что ее стихии — огонь и воздух или какая-то иная нематериальная субстанция, но на самом деле она происходила из некой темной подземной дыры. Злобный дух, коварный келпи. Только Лахлан ее терпел, и то потому, что был слеплен из той же порочной глины. Когда они были вместе, их подлинное «я» раскрывалось наиболее глубоко.

Эти двое были необузданны и дики. Марджори и Дональд, похоже, не знали, что с ними делать. Родив три раза за три года, Марджори так и не оправилась и скоро начала искать утешение в бутылке джина, а Дональд, конечно, был уже в преклонных годах, да и вообще никогда особо не интересовался своими детьми. Так что воспитание Эффи и Лахлана оставили на откуп череде нянек и гувернанток. Ни одна из нянек и гувернанток долго не выдерживала — ходили слухи, что одна из них даже попала в больницу (вышла какая-то история с какао и липучкой для мух). Точно известно, что одна «парадная» горничная покинула дом с рукой в гипсе и отступными в кармане. Какая бы беда ни случалась, Эффи и Лахлан неизменно оказывались неподалеку. Марджори называла это проказами и осушала очередной стакан джина.

В конце концов детей услали учиться: Лахлана в Гленалмонд, по семейной традиции, а Эффи — в школу Святого Леонарда. Порознь они вели себя несколько лучше, но все равно удивительно, что их не исключили. Кроме того, их отпускали на каникулы — тогда они бесились как могли и истязали все живое.

Они бродили по лесам и полям, как цыгане, протыкая булавками гусениц, разрезая червей пополам перочинными ножами, ловя рыбу и давя ее камнями. Еще был какой-то случай с кошкой лесничего — ее нашли висящей на дереве, с отрезанным хвостом…

— Ты уверена, что не сочиняешь?

— С чего бы мне сочинять?.. Их любимым местом было озеро. Кроме них, туда уже давно никто не ходил. Тамошний вид был мрачен — над черной водой нависали ивы, а со всех сторон подступал разросшийся лес. Каналы, когда-то питавшие озеро водой и служившие стоками, засорились, и от озера пахло затхлостью, застоем. Время от времени мутную воду пронзал темный щучий силуэт, подобный субмарине.

Когда Лахлану было семь лет, он швырнул сестру в озеро — такой уж он был мальчишка. К тому времени, как она добралась до берега и вылезла на сушу среди полугнилых камышей, она научилась плавать. Такая уж она была девчонка.

— Тогда она и стала дитятей воды?

— Да.

— А что потом? — Моя мать (которая мне на самом деле не мать) явно не очень хорошая рассказчица, правда? — И что, она была красивая?

— Да, — неохотно отвечает Нора, уступая моим навязчивым расспросам.

— А как она выглядела?

— Как положено — синие глаза, тициановские волосы, округлые руки и ноги, высокая грудь. Лично я всегда считала, что у нее глаза слишком широко расставлены. Как у лягушки. Еще она обгрызала ногти до мяса.

— А что она была за человек?

Нора пожимает плечами. Мне приходится вытягивать из нее каждое слово, как будто зубы дергать.

— Ну опиши ее, хотя бы неполными предложениями. Отдельными словами, если уж никак иначе, — настаиваю я. — Начни с буквы «а», если тебе так проще.

Нора набирает воздуха в грудь:

— Аморальная, бранчливая, воображала, грязнуля, духовно бедная (устар.), еле выносимая, ёра, жадная, зомби (ходячая покойница), изуверка, каналья, ленивая, мошенница, наглая, олигархичная, психопатка, сварливая, тиранка, удавленница (по-хорошему ее бы следовало удавить), фанфаронка, художница (точнее, вечно устраивала всякие художества), циничная, чертовски страшная (душой), шлюха, щекотливая, вЫдра, дрянЬ, сЪехавшая с катушек, эксплуататорша, юдофобка…

— Что, правда?

— А кто ее знает. Возможно….яхтсменка (хорошая).

— Значит, у нее не было ни одной положительной черты?

— Нет.

— Ничего, что оправдывало бы ее существование?

— Нет.

Похоже, сильно запущенный случай соперничества сестер. Но ведь Эффи было уже четырнадцать лет и она уже уехала учиться в школу, когда родилась Нора? К тому же — как проспиртованная Марджори и стареющий Дональд умудрились зачать ребенка, пускай даже в качестве запоздалого послесловия?