Витающие в облаках - [57]

— Ощути магию земли.

Я для пробы обняла ближайший, но никакой магии не ощутила. Камень на ощупь был как камень — влажно-холодный и местами мохнатый от лишайника. Что я вообще делаю в этой глуши? Зачем флиртую с валунами? Мне бы в теплые и любящие руки вместо холодных объятий мегалита.

— Ты уверена, что мы правильно идем? — спросила я у Андреа, но не успела она ответить, как я заметила нечто поразительное: моя кожа начала принимать астрономические масштабы!

Тыльная сторона руки была как сеть небесных меридианов, идеальное кружево, ожидающее разметки звездами. Андреа шарила на земле, ища агаты и не переставая бубнить о мистических свойствах камней, а я как завороженная глядела на свою руку — у меня на глазах кожа растягивалась, разрастаясь в огромный протяженный пергамент. Поры были как крохотные дальние звезды, а морщинки на поверхности кожи — словно призрачные маршруты небесных тел. Мое космическое «я» сейчас получит краткий опыт имманентности.

— Ух ты, — шепнула я, не удержавшись. — Андреа! Это потрясающе!

— Ты ведь ела те брауни, да? — скучным голосом сказала она.

Не знаю, сколько времени я созерцала собственное небесное тело, но, когда я оторвалась от созерцания, Андреа поблизости не было. Я позвала ее, но никто не ответил — лишь эхо прозвучало в стылом воздухе. Я заглянула за камни, потом посмотрела на них самих, — может, это и правда околдованные девы? Они, однако, ничем не выдавали своего девичьего прошлого. Я осторожно коснулась одного, но не стала шептать «Андреа?» в лишайное ухо.

Видимо, во всем районе отключился свет, потому что я уже не видела уютных огоньков в окнах коттеджей и фермерских домиков — вообще не могла различить ничего из окружающей топографии. Было так тихо, что я услышала бы шуршание мыши в сухой траве, шорох крыльев пикирующей совы, но ни одна мышь не бежала мимо, ни одна сова не летела.

И тут тишину жестоко разорвал звук тяжелого дыхания — это одышливое сопение могло принадлежать лишь монстру, чудовищу. Вздохи великана-людоеда с ревом вырывались из-за гребня холма, и потусторонний фосфоресцирующий свет, словно кошмарный восход, озарил каменных сестер. Я не стала ждать, пока источник этого странного света станет ясен, — я изо всех сил, спотыкаясь, помчалась вниз по холму.

Тяжелое дыхание не отставало, словно за мной гнался паровоз, но я не оборачивалась. К дыханию присоединилась чудовищная вонь раздавленного гриба-веселки и бутербродов с крутыми яйцами. Я споткнулась об корень и шмякнулась во что-то холодное, топкое — я всем сердцем надеялась, что это просто ручей, но чувствовала, как меня обступает ледяная грязь. На миг я вроде бы разглядела во тьме сверкающий силуэт — проблеск серебра и бронзы, что-то рыбье и чешуйчатое, — но оно тут же исчезло, и все стихло.

— Это что, магический реализм? — спрашивает Нора.

— Нет, это художественная правда.

Или, верней, безумие. Переведя дух, я приметила чуть дальше по дороге автобусную остановку и поспешила туда. Внутри висело расписание, но в темноте я не могла разобрать мелкий шрифт. Я села на узкую скамью (скорее, доску) и стала ждать, хотя и не верила, что в какое-то обозримое время сюда придет автобус.

В отдалении показался свет — не такой чуждый и чудовищный, как раньше, но все же он нырял и подпрыгивал среди темных холмов, как зыблющийся болотный огонек. Приближаясь, он обретал форму — не автобуса, как я надеялась, но легкового автомобиля. Машина притормозила у остановки, водитель перегнулся к пассажирской дверце и открыл ее.

— Ты пропустила автобус, — сказал знакомый голос. — Залезай.

Я залезла в машину и закрыла дверь.

— Вы за мной следите, так ведь?

— Размечталась, — ответил Чик.

Лишь недавно время для меня ползло медленным потоком пустоты, а теперь дни были забиты до отказа. Как ни странно, я находила такой оборот событий неприятным.

— Дракон? — мягко переспросил Чик, словно я сказала что-то обыденное, вроде «дверь» или «денди-динмонт-терьер».

Коротая время в пути до Данди, Чик кратко и неохотно описал мне свою жизнь:

— Тулиалланский полицейский колледж, три года деревенским полисменом в земле тюхтеров, потому что стерве туда захотелось, потом родились малые, мы переехали в Данди, потому что стерве надоело у тюхтеров, я пошел в полицейские детективы, Лансароте, тра-ля-ля, дальше тишина.

— «Тра-ля-ля»?

Чик вытащил из кармана плоскую бутылку виски «Беллс», отхлебнул большой глоток и протянул бутылку мне. Виски оказался кислым. Я поперхнулась, но умудрилась его не выплюнуть.

— Молодец, — сказал он.

Мы долго молчали, а потом Чик задумчиво произнес:

— Знаешь, я был хорошим полицейским.

— Я верю. А вы расследовали какие-нибудь известные дела?

Я вспомнила про «Мертвый сезон» и решила, что Чика можно расспросить о работе полиции, способах раскрытия преступлений и все такое.

Он искоса взглянул на меня и после паузы сказал:

— Я работал по делу Гленкиттри. Слыхала про такое?

— Нет.

— Было много шуму в свое время, — сказал он и осушил бутылку до дна.

— Расскажите.

— В другой раз, — ответил он и уставился в пустую бутылку, словно пытался взглядом наколдовать еще виски.

Я бросаю взгляд на Нору — она побелела не хуже любого из трупов, которые всплывали в моем безобидном повествовании.