Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - [63]

В тот момент мне стало неловко, как бывает, когда неожиданно для самого себя вдруг раскроешь душу перед незнакомым чело веком. Но потом я вновь вдохнула его запах и поняла, что за десять лет изголодалась по нему так сильно, как никогда не могла себе представить.

Потом, прижавшись лицом к моему лицу, он спросил:

— Как тебе могло прийти в голову, что я тебя не люблю?

— Я тоже была очень не уверена в себе, Джек, и боялась говорить о своих страхах. — Сердце запрыгало у меня в груди, как маленький кролик.

С Джеком мне было несравнимо лучше в постели, чем с Джейсоном. Я всегда считала, что Джейсон слишком горячий (не в сексуальном отношении, а в смысле от-тебя-неприятно-жарко-отойди-от-меня).

Ах да, Джейсон! Боже, я ведь даже не рассказала Джеку, какая ситуация сложилась с Джейсоном. Он просто вылетел у меня из головы.

— Что с тобой? — спросил Джек. Его левая рука небрежно лежала на моей груди. У него были красивые руки, рельефная мускулатура, кожа цвета побледневшего загара. Моя же — цвета хлопкового белого носка. Видимо, Джек много выезжал на природу по выходным. Я прикоснулась к его щеке, осторожно, как бы извиняясь, и немного отодвинулась.

— Со мной все в порядке.

Теперь мое сердце прыгало, как маленький кролик, старающийся избежать прямого попадания в него.

— Мне понравилась твоя спальня, — ляпнула я. И сказала чистую правду, хотя только для того, чтобы отвлечь его мысли от ощущаемого мной душевного дискомфорта. Спальня Джека была чисто мужской, прохладной, обставленной без излишеств. Бывают и другие мужские спальни, вы их видите в воскресных приложениях к газетам, — спальни актеров или футболистов. Эти богатые молодые красавцы живут в одиночестве, наслаждаются полной свободой и выбирают дизайн спален в стиле восточного гарема. Как правило, в них абрикосового цвета ковры, шелковые занавеси с фестонами, изысканные балдахины. О Боже, бедняга Джейсон! — Спасибо, — темные глаза Джека смотрели прямо на меня. — Ну, что там у тебя с Джейсоном?

— Джек, — сказала я, — ты должен мне верить. На прошлой неделе Джейсон сделал мне предложение, я его приняла, а потом случилось вот это, с бабушкой Нелли, и я сообразила, что сделала чудовищную ошибку. Он на меня сердится, потому что я до сих пор не сказала про его предложение родителям, вообще никому; я ему объясняла, что момент неподходящий, но теперь вижу, что просто я догадывалась, что совершаю ошибку. Я чутьем это поняла. Клянусь тебе, я не рассчитывала… что так случится… Что с Джейсоном покончено, я знала еще до того, как приехала сюда. Надо было сразу тебе сказать, но я не успела. Я разберусь с ним, объясню, что сделала ошибку, я сейчас же, сегодня же все это закончу, позвоню ему, я…

Джек дотронулся до моего колена, и я в страхе уставилась на него.

— Постой, ты говоришь, что собираешься сегодня все закончить с ним? Я тебе верю, ты именно так и сделаешь.

Глава 24

Мы ничего не обещали друг другу. Я ушла, не зная, что будет дальше.

Я просто сказала Джеку: — Мне лучше уйти. А он на это лишь поцеловал меня на пороге своего дома, а когда я обернулась, дойдя до своей машины, он уже вошел в дом.

Но я была счастлива. Я купалась в лучах его доверия, и ничто не могло изменить того чуда, которое только что произошло. Я пыталась вернуться на землю, убеждая себя, что любого мужчину всегда возбуждает возможность траха. Но сердцем я знала: это не та ситуация. Не все мужчины одинаковы, не всем интересен только трах. Не стоит их обобщать.

Хотя ни для кого это не секрет: после хорошего секса всегда начинаешь немного преувеличивать свои достоинства. К тому же я была взрослой девочкой и прекрасно понимала, что один удачный вечер не является залогом хеппи-энда. Да и неизвестно, что для меня может стать счастливым финалом.

Если я боюсь вступать в брак, то, что мне вообще нужно? Не знаю, что будет между мной и Джеком завтра, но благодаря ему я, по крайней мере, осознала, что мы с Джейсоном подходим друг другу не больше, чем котенок — бульдогу. (Бульдог тут, конечно, я.)

Я взглянула на часы и обнаружила, что уже очень поздно. Поколебавшись, я разыскала в глубине сумки мобильник и набрала номер домашнего телефона Джейсона. Выслушала тридцать гудков. Я пыталась снова и снова. Джейсон трубку не брал. Это в его стиле — заснуть в наушниках. Всегда приходилось звонить по полчаса. Ну и черт с ним.

Я поморщилась, недовольная собой, своим раздражением. После вечера, проведенного с Джеком, я осознала всю бесперспективность наших отношений с Джейсоном. Как будто туман перед моими глазами рассеялся — я стала видеть все, что раньше не хотела замечать.

Интимная близость с Джейсоном не могла меня удовлетворять, потому что он был ханжой. Сексуальный контакт протекал под его полным контролем, для него это был быстро осуществляемый, немного постыдный, привычный долг. Мне кажется, Джейсу хотелось бы, чтобы мужчины и женщины были устроены, как куклы Кен и Барби, — на вид красивы, но без всяких отверстий или подвесок, внизу — просто гладкая поверхность, и никаких грязных мыслей в пустых пластиковых головах.

Раскрою вам секрет: этот человек не ел острого соуса из мадрасского карри целых пятнадцать лет, потому что, цитирую его слова: «Конечно, пока ешь — вкусно, но когда оно выходит из тебя с другого конца, то жжет задницу, а я не хочу чувствовать, что там из меня лезет». Я знала, что это блюдо было ему противопоказано из-за его чувствительного желудка, но он стеснялся это признать. А то я не знала про его желудок! На полу возле его кровати лежал дневник, прилагаемый к курсу таблеток для похудания. Однажды я его полистала. В нем была описана деятельность его кишечника за последние два месяца, в том числе: сколько раз он посетил туалет, отмечалось ли вздутие живота, были ли боли и рези. Эдакая разновидность дневника Бриджит Джонс. А еще у него в холодильнике всегда стояло самодельное слабительное средство, представлявшее собой смесь яблочного пюре с сиропом из чернослива и пшеничными отрубями. Однажды, когда в доме не оказалось еды, я попробовала эту дрянь. Спустя минуту я пережила довольно сильные ощущения. А когда все прошло, ощутила приступ зверского голода.