Вислава Шимборская. Стихи - [3]

не рискнуло бы в словаре появиться.

Мир предстает понятным

даже в глубоком мраке.

Отпускается каждому по доступной цене.

Отходя от кассы, никто не требует сдачи.

Из чувств — удовольствие. И никаких кавычек.

Жизнь в кандалах языка. И гуденье галактик.

Согласись, ничего ужаснее

не может случиться с поэтом.

А потом — ничего прекраснее

скорого пробужденья.

Лесное моралите © Перевод Е. Зимина

Входит в лес

и там как будто исчезает:

досконально его знает,

кто из птиц зимует, а кто улетает.

Здесь он не в клетках, а в ветреных ветках,

в тенях и оттенках,

в зеленых беседках,

в тиши, что шуршит в уши

и рушится, если нарушишь.

Все здесь рифмуется гладко,

будто бы в детских загадках.

С кустами да листами

ведет он речи сладко.

Рожденье урожая увидит, распознает

взаимные связки, должочки, подсказки,

стежек сплетенья, тени сомненья,

а в закутках — исключенья.

Знает, где пусто, где густо,

где дерево, где коряги,

что́ там, на кручах, в тучах,

что нету врага в овраге.

Какие мураши шуршат в тиши елок-иголок,

чует скок, поскок, отскок — прыг в бок,

знает, какая лесина — осина, ясень да береза.

Только смерть тут говорит

по-простому, прозой.

Знает, что́ тут бегом, шажком,

краем тропки прыжком

промелькнуло, махнуло, исчезло умело:

то ли виденье, то ль привиденье.

Знает, где готика — в хвое

и где барокко — с листвою,

знает: тут чижик, там стрижик,

а здесь — зяблики парой,

когда у сруба дуба

дуб новый сменит старый.

А затем повернется, вернется

назад тропой знакомой лесной,

да уж не той, что утром, другой.

И там, где народ, злость его берет,

ведь нет для него плоше тех, кто на всех непохожи.

Есть те, кто… © Перевод Б. Косенков

Есть те, кто живет расчетливее других.

И в них самих, и вокруг — всегда порядок.

Ко всему у них есть подход, на все у них есть ответ.

Они мигом угадывают, кто кого, кто с кем,

с какой целью, каким путем.

Они пришлепывают печатью непреложные истины,

они швыряют в измельчитель неподходящие факты,

они прячут незнакомых людей

в заранее приготовленные папки.

Размышляют они ровно столько, сколько следует,

и ни минуты дольше,

ибо в лишней минуте таится сомнение.

А когда их освободят от бытия,

они покидают свой пост

через предписанные двери.

Иногда завидую им…

К счастью, это проходит.

Изумление © Перевод В. Виногорова

Почему сверх меры одной особе?

Именно мне? Чем я особенна?

Почему во вторник, в доме — не в гнезде?

В коже обычной? С лицом, а не с листьями?

И раз только — личностью?

Почему на Земле? При малой звезде?

По стольких эрах небытия?

За все времена, за всяческих ящеров?

Не состоявшихся вымерших пращуров?

Здесь и теперь? В духе и плоти я?

Сама с собою и у себя? Почему

не рядом, не на сто миль дальше,

и не вчера, и не сто лет тому

сижу и пытливо гляжу в темноту?

Вот так же, морду внезапно подняв,

смотрит пытливо мой пес на меня.

Ода в честь © Перевод А. Пивинский

Жил себе был и придумал ноль.

Где-то в одной из стран. Под звездой,

возможно, сегодня померкшей. В годы,

нельзя поручиться, какие. Без имени

хотя бы чужого. Не оставив после

своего ноля никакой крылатой фразы

о жизни, что дается для… Ни легенды,

что, дескать, однажды к сорванной розе

ноль дописал и роза предстала букетом.

Что перед смертью уехал в пустыню

на верблюде стогорбом. Что уснул там

в тени пальмы первенства. Что проснется,

когда уже все пересчитано будет

вплоть до песчинки. Что ж это за человек.

Он ускользнул от внимания в щель

между фактом и вымыслом. Стойкий

ко всякой судьбе. Сбрасывающий

любой, какой ни придай ему, облик.

Тишина над ним срослась без шрама от голоса.

Его отсутствие приобрело вид горизонта.

Ноль пишется наедине.

Пытки © Перевод Е. Полянская

Ничего не меняется.

Тело подвержено боли,

должно есть, дышать воздухом, спать,

кровь струится под тонкою кожей,

есть запас зубов и ногтей,

кости хрупки, суставы вполне растяжимы.

В пытках все это учитывается.

Ничего не меняется.

Тело дрожит, как дрожало

до основания Рима и по основании,

в двадцатом веке до и после рожденья Христа,

пытки остались те же, только Земля стала меньше

и если что происходит, то словно за стенкой.

Ничего не меняется.

Прибыло только людей.

К провинностям старым

просто добавились новые —

настоящие, выдуманные, сиюминутные, никакие.

Только вот крик,

которым тело за них отвечает,

был, есть и будет криком невинности

согласно извечной шкале и реестру.

Ничего не меняется.

Разве только манеры, церемонии, танцы.

Взмах рук, прикрывающих голову,

остался, однако, все тем же.

Тело извивается, вырывается, бьется,

падает, сбитое с ног, корчится,

синеет, пухнет, истекает слюной, кровоточит.

Ничего не меняется.

Кроме течения рек,

линий лесов, побережий, пустынь, ледников.

Среди этих пейзажей мается —

такая маленькая — душа,

исчезает и возвращается,

то она ближе, то дальше,

сама себе чуждая, неуловимая,

не всегда уверенная в собственном существовании,

в то время как тело есть, есть и есть,

и некуда ему деться.

К вопросу о статистике © Перевод Г. Васильев

Из ста человек,

знающих все лучше других, —

пятьдесят два;

неуверенных в каждом шаге —

почти все остальные;

готовых прийти на помощь,

если это не займет много времени, —

целых сорок девять;

добрых при любых обстоятельствах,

потому что не умеют иначе, —

четыре, но может и пять;

склонных восхищаться, не завидуя, —