Вишневый самурай - [16]

— Добрый ты! — оценил я. — За что и люблю. Только и тебе придется со мной ехать.

— Это еще зачем? — возмутился Гонза.

— Ради комплекта, — пояснил я. — Десять минут на сборы.

Сняв сигнализацию с «Икара», я накинул на плечи легкий пиджак серого цвета, аккуратно пристроил под пиджак кобуру с пистолетом, а на голову — шляпу, спустился в холл, пересек его и вышел на крыльцо.

Беспощадное солнце впилось в лицо, словно сбрендивший от голодухи сентябрьский комар, вообразивший себя Высшим Вампиром! О, как неприятно-то!.. Достал из кармана пиджака черные очки и нацепил их на нос. Теперь терпимо. Можно и поработать.

Пробежав по причалу, я взлетел по трапу на борт «Икара». Родная палуба под ногами! В рубке капитана я упал в кресло и повернул ключ зажигания. Мотор мягко заурчал.

Двадцать минут дожидался Кубинца, который вовсе не торопился. Появился он с недовольным видом, словно я покусился на его единственный выходной, к тому же отказавшись оплатить потраченное время. Он рухнул в кресло рядом со мной и демонстративно воткнул в уши пуговки наушников. Судя по мелодии, что тихо зазвучала из плеера, Гонза наслаждался классическим джазом. В коммунистической Америке джаз был запрещен, но на классика Луи Армстронга даже коммуняки не покусились. Как на гордость нации переть? Заклюют свои же!

Я отлепил «Икар» от причала и взял курс на Неву.

«Кресты» — уникальное место. Строительство началось еще в царствование государя императора Александра III, а закончилось при Николае II. Предполагалась обычная тюрьма, но пока суд да дело — мысль развивалась. В результате вырос серьезный комплекс, который название свое получил за пересекающиеся между собой в форме креста корпуса… Бывать в «Крестах» мне до сего момента не доводилось, хотя сколько знаменитых людей побывало здесь в свое время! Вспомнились строчки:

В той злой тишине, в той неверной, В тени разведенных мостов, Ходила она по Шпалерной, Моталась она у «Крестов»…

Тень огромного Троицкого моста накрыла катер. Темнота подарила временное отдохновение глазам.

Спустя пятнадцать минут вдалеке показалось массивное, хранящее в себе ужас тело тюрьмы. Восьмиэтажное кирпичное здание, обнесенное высоким забором, укутанным колючей проволокой, как модная барышня шалью.

Я направил «Икар» к краснолицему тюремщику и через минуту припарковал катер к причалу.

— Быстро мы, — отметил Кубинец, взглянув на часы.

— Ты хоть предупредил этого… как его?

— Табачника? — подсказал Гонза.

— Точно, Табачника… Предупредил, куда мы отправились?

— Как же иначе?! — Моя мысль, что он мог оказаться настолько беспечным, возмутила Кубинца.

Я аккуратно ввел «Икар» в объятия причального механизма, поставил катер на сигнализацию и покинул борт. Кубинец, поспешая за мной, проворчал:

— Вот скажи, Даг, как человек человеку: зачем ты меня потащил с собой?

— Для комплекта… — буркнул я.

К причалу как раз подошел экскурсионный катер и выгрузил пассажиров. Вошли в тюрьму вместе с экскурсантами, но внутри откололись от группы и направились к служебному входу, возле которого прогуливался капитан внутренних войск в серой форме. Капитан курил и, кажется, слегка нервничал.

Кубинец опередил меня и направился к нему. О чем-то спросил — капитан буркнул что-то в ответ и скрылся внутри. Кубинец подмигнул мне и последовал за тюремщиком. Мне не оставалось ничего иного, как сделать то же самое.

По широкой винтовой лестнице мы поднялись на несколько этажей вверх. Стены из мокрого кирпича навевали депрессию, напоминали о декабристах и первых революционерах, которые большую часть своей жизни провели в тюремных катакомбах. Почему-то на ум пришел Эдмонд Дантес…

Последний виток… Капитан скрылся в дверном проеме. Мы с Кубинцем нырнули за ним. Извилистые коридоры с каменным полом и кирпичными стенами… Капитан попросил подождать и исчез в одном из коридоров. Через минуту вернулся со связкой гремящих ключей, которыми отпер стальную дверь с решеткой.

— Подождите здесь, — предложил он. Я заглянул внутрь, поморщился и спросил у Кубинца:

— Сегодня по программе срок у кого-то из нас?

— Это место для свиданий, — поспешил успокоить капитан.

— Тогда другое дело, — согласился я, переступая порог камеры.

— За нами закрыли дверь, но запирать не стали.

Все помещение с маленьким окном, выходившим на невские просторы, занимали огромный дубовый стол и две скамьи по бокам. Я приземлился по одну сторону, Гонза — по другую. Уставились в лицо друг другу. Я ухмыльнулся:

— Надо было пивка с собой прихватить. Чувствую, сидеть долго будем.

— Брось. Сейчас приведут, — обнадежил Кубинец.

Время шло. Я изредка бросал взгляд на наручные часы, затем насмешливо посматривал на Кубинца. Гонза игнорировал мои уколы, но чувствовалось, что и он начал нервничать.

Полтора часа с момента ухода капитана… Кубинец поднялся со скамьи, прогулочным шагом добрел до двери, распахнул ее и выглянул в коридор.

— Грешным делом подумал, что нас тут заперли, — сообщил он, возвращаясь на место.

— Нет. О нас просто забыли, — предположил я.

В камере мы провели два с половиной часа. Успели дважды поругаться и поиграть в гениальную русскую игру «крестики-нолики»… И ведь никуда не уйдешь! Капитан вел нас так, что убраться восвояси без проводника мы бы не сумели… Когда мы уже отчаялись выбраться из «Крестов», когда Кубинец почти уговорил меня предпринять вылазку и попытаться найти дорогу на волю самостоятельно, дверь лязгнула, отворяясь, и в камеру зашел Григорий Лесник в сопровождении коварного капитана.