Вишневая трубка - [4]

— Добрый вечер! — машинально ответил Батов. — Ах, это вы, Вознюк? Узнал, узнал. Как поживаете?

— Лучше всех, товарищ полковник! Спасибо вам и товарищу Дорошенко за все. Век вас не забуду!

— Значит, все в порядке? Устроились в Харькове? Работаете?

Парень замялся:

— Нечего мне там делать, — печально произнес он. — Мама умерла, когда я еще был в лагере. Другой родни нет. Вот и пришлось в ваших краях остаться. Правда, устроился я неплохо, в областной ремстройконторе. А сюда в командировку послали, районный клуб ремонтировать. Сейчас в кино бегу. Скоро начало.

— Идите, голубчик, не задерживайтесь.

Странная была манера у Батова: называть «голубчиком» человека, которого недолюбливал. Вошло это в привычку давно…

Весной прошлого года Вознюк вместе с товарищем, Озеровым, охотно сдался пограничникам и на допросах не запирался. В протоколах задержания было сказано, что Озеров Матвей Иванович, 1913 года рождения, русский, с высшим образованием, и Вознюк Андрей Захарович, 1926 года рождения, украинец, окончивший строительный техникум, содержались в лагере для перемещенных лиц в городе Саарбрюкене, откуда и совершили побег с целью возвращения на Родину.

Далее значилось, что Озеров родился и жил в Одессе, а Вознюк — в Харькове.

Помимо протоколов, с заставы прислали портсигар и пакетик со шведскими лезвиями для безопасных бритв. И портсигар с подмокшими сигаретами, и лезвия принадлежали Озерову.

После просмотра документов Батов вызвал своего помощника, майора Дорошенко, и поручил ему проверить в Одессе и в Харькове, известны ли там оба задержанные.

Вскоре поступили ответы…

Неожиданная встреча с Вознюком, которого полковник не видел около года, заставила его восстановить в памяти историю, время от времени почему-то напоминавшую о себе…

В полученной тогда из Одессы телеграмме сообщалось, что до войны там действительно проживал учитель географии Озеров Матвей Иванович и что он ушел на фронт добровольцем.

Заканчивалась телеграмма неожиданным для пограничников извещением, что в бою был Озеров тяжело ранен, в бессознательном состоянии пленен, а позже в гитлеровском лагере смерти, в Люблине, умер, не выдержав страшного режима…

— Вот это фокус! — воскликнул тогда Дорошенко, еще и еще раз прочитав телеграмму. — Клубочек начинает понемножку разматываться. Впрочем, — добавил он, заканчивая доклад, — я с самого начала догадывался, что здесь дело нечистое. Есть в нем что-то такое, в этом Озерове… Не лежит к нему душа…

Батов молча сделал в своем блокноте несколько пометок.

— Старый трюк, — задумчиво сказал он. — Вот что, майор: допрос Озерова на время отложите. С ним успеется. Займитесь Вознюком да посерьезнее. Думаю, что его показания будут для нас не безынтересны.

Батов поднялся из-за стола и подошел к окну.

С крыш срывалась изумрудная в солнечном свете капель. Ручьи талой воды весело бежали по улицам на радость малышам, пускавшим бумажные и деревянные кораблики.

— Весна, — мечтательно проговорил полковник, наблюдая за оживленной возней про-мокших, но счастливых ребятишек. Повернувшись ухом к открытой форточке, он на миг замер, даже глаза зажмурил от удовольствия: — Нет, вы послушайте, майор, ведь притопали безобразники, а? Конечно, они!

— Кто? — не понял Дорошенко.

— Да скворцы же! Не знаю, кому как, а мне весна всего милее. Вот и почки на деревьях не сегодня-завтра лопнут… — И вдруг без всякого перехода полковник суховато сказал, словно не он только что любовался солнечным апрельским днем — Я не собираюсь вас поучать, но советую всесторонне разобраться в обстоятельствах знакомства Озерова и Вознюка. Особо внимательно — в деталях побега из лагеря! Именно эти два обстоятельства наводят меня на некоторые размышления. Как только вырисуется что-нибудь интересное, прошу ко мне.

Час спустя Дорошенко приказал привести Вознюка. Поджидая задержанного, он мерял длинными ногами небольшой кабинет и думал над репликой полковника. Что значит «старый трюк»? Почему Батов придает такое значение обстоятельствам побега из лагеря и знакомству двух нарушителей, если есть вопросы поважнее?

Ввели задержанного. Среднего роста, широкоплечий, с правильными чертами открытого лица, он оставлял приятное впечатление. Вознюк прямо и доверчиво посмотрел в глаза майору.

— Как отдохнули? — осведомился Дорошенко.

— Телом, вроде, ничего, — ответил Вознюк, — а душой, как говорят, нисколько. Я вот все думаю, думаю… Всю ночь ни капельки не уснул…

Глаза Вознюка действительно были воспалены.

— Что же вас беспокоит? Расскажите, если не секрет, — пошутил Дорошенко, приглашая задержанного присесть у стола. Сам того не замечая, он копировал привычку Батова слушать собеседника, чуть наклонив голову к плечу.

Вознюк погладил ладонью давно небритую щеку.

— Боюсь, смеяться будете, а то и не поверите. Скажете, оговариваю человека, — все еще колеблясь, промолвил он.

— Нет, зачем же. Я вас слушаю. Рассказывайте.

— Возможно, я ошибаюсь, — начал Вознюк, — но мне кажется, что Озеров вовсе не Озеров. — На секунду умолкнув и перехватив удивленный взгляд майора, он продолжал смелее. — Я давно подозревал, что с ним дело нечистое. Еще в лагере мне казалось, что он чего-то темнит. Правда, я точно ничего сказать не могу, зря оговаривать человека не буду. Но вот вам факты. Сколько нас сидело за проволокой, никому за ворота ходу не было, а Озеров несколько раз отлучался в город… Затем как-то я приметил его с одним капитаном из охраны лагеря, о котором говорили, что он работает на разведку…