Вишневая трубка - [22]

Неожиданно на глаза попалась тетрадка. Очевидно, Андрей забыл. Он постоянно носил с собою разные бумаги, блокноты с расчетами и записями. Так и есть: на первой странице вычерчена непонятная схема. С востока на запад четкая стрела. Цифрами обозначено расстояние. Еще стрела — налево, к неумело нарисованному домику с надписью «Застава»…

Клонило ко сну. Слипались веки. Лиза равнодушно перевернула еще одну страничку. Странно. Для чего Андрею понадобился список коммунистов и комсомольцев? Против некоторых фамилий пометки: «У першу чергу»… Следующая страничка, на ней список солдат заставы. Сна как не бывало! Страничку за страничкой листали дрожащие пальцы, и смутная, пока неосознанная тревога закралась в душу…

Вот и последний листок. Он весь исписан мелким бисерным почерком. Тоже список. В нем перечислены «загинувші героі», но каждая фамилия в кавычках: «Пірат», «Вовк», «Видра», «Ведмідь», «Тихоліс». И так до конца — звериные, страшные клички.

В окно уже бился рассвет, а девушка и глаз не сомкнула. Тысячи дум набегали одна на другую. Были бы рядом отец, мать, на крайний случай брат… Посоветоваться, выложить сомнения… Лиза не настолько наивна, чтобы не разобраться в записях Андрея, случайно забытых им. Стало страшно и за себя, и за Андрея, и за того, о ком она стеснялась говорить вслух.

В нее будто вселились два человека, совершенно разные, непохожие друг на друга. Один — любящий — говорил уверенно: «Андрей совсем не такой! Он добрый, хороший, честный… Мало ли что с ним в жизни случалось. У всех разные судьбы. — Человек этот убеждал, просил, доказывал: — Если любишь, обязана с ним делить и горе, и радости. Ошибся, запутался — помоги! Иначе какая же к черту любовь? Ты не предашь, если даже оправдаются самые худшие предположения! Не смеешь!..»

Другой рассуждал трезвее, расчетливее, с холодным спокойствием:

«Ты ошиблась. Андрей — подлец. Разве ты вправе сомневаться? Разве мало у тебя доказательств? — И продолжал еще убедительнее: — Проследи, Лиза, день за днем, час за часом… Липовый дядя. Никакой он не родственник. Мы — обое украинцы. Но разговариваем без „я си бою“, „я си высплю“. Странная телеграмма из Винницы, в то время, как дядя живет в Харькове. Нет, Лиза, тысячу раз нет! Подумай!..»

«Поздно, — злорадно вставил первый. — Через несколько месяцев Лиза станет матерью. Кто будет воспитывать ее ребенка?..»

Лиза поднялась с головной болью, с черными полукружьями под глазами. В трамвае она все думала, думала. Пыталась уговорить себя, что ничего не случилось. Даже почерк чужой, не Андрея. Злополучную тетрадку, еще не зная для чего, взяла с собой. Андрей неотступно стоял перед глазами. От тряски или по другой причине Андрей раздваивался. Два разных человека стояли напротив: один — родной и близкий, другой — чужой, страшный…

Любовь всепоглощающа, если по-настоящему дорог тебе человек, время выветривает из памяти обиды, зарубцовывает раны.

Но есть вещи, которые не подвластны сердцу. Разум отказывает их прощать…

Часов в одиннадцать забежал Андрей, торопливо чмокнул ее в щеку.

— Ты бледна, растрепыш. Что с тобою? — участливо спросил он.

— Ничего, — односложно ответила Лиза.

— Тогда порядок! — пропел Андрей с наигранной веселостью и как бы между прочим осведомился — Лизок, ты, случаем, не нашла у себя тетрадку?

Лиза подняла на него глаза. Короткое «да» вот-вот готово было сорваться с ее уст, но усилием воли она заставила себя совершенно спокойно ответить:

— Нет, не находила.

— Нигде? На тахте, под тахтой? — переспросил Андрей.

— Говорю, не находила, — и ни одним движением не выдала охватившего ее напряжения. Подсознательным чувством заставила себя посмотреть в беспокойные теперь глаза Вознюка.

Он отвел их в сторону.

— Там что-нибудь важное? По службе? — Лиза тщетно пыталась заглянуть ему в лицо.

— Вот именно… Чертежи всякие… Черновые записи, но очень нужные, — пробормотал Андрей. — Ладно, может я их в стол сунул.

После его ухода Лизой овладело отчаяние.

«Значит, правда!»

Рабочий день только начался, а она уже чувствовала смертельную усталость. Взгляд ее беспокойно бродил по комнате, тесно уставленный шкафами для документов, стульями, стареньким, просиженным диваном.

Перед обедом зашел секретарь директора — пожилой, полный мужчина. Он всегда благоволил к юной машинистке, а сейчас, вручая ей черновик, бросил отрывисто, будто отрубил:

— Быстренько перепиши и отнеси самому.

Директора в кабинете не было. За его столом сидел незнакомый молодой человек. Он вышел ей навстречу и, мягко улыбаясь, представился сотрудником органов госбезопасности.

У Лизы от волнения гулко-гулко застучало сердце. Но минуту-две спустя она успокоилась и села в кресло… Проговорили они около часу.

— Не волнуйтесь, все будет хорошо, — произнес чекист, проводя ее к двери. — Мы никому не позволим вас обидеть. Никому!

Глава десятая

На участке капитана Рудакова пограничные наряды уже третий день замечали, что по ту сторону границы, в прибрежных зарослях, обычно на рассвете, появлялся какой-то неизвестный. В том, что человек это чужой, старослужащие солдаты не сомневались, — за два с половиной года службы наметанный глаз сразу узнавал дедов, пасших скот на другом берегу реки, бакенщиков, рыбаков.