Виселица на песке. Америкашки. Макхью - [46]

Нино с трудом поднялся, мы подошли к кромке воды.

Наступило время прилива. Черный люгер медленно пробирался через канал. Нас заметили. Может быть, они решат вернуться?

Но они не вернулись. Люгер вырвался на глубоководье, рулевой держал курс на юг, пока корабль не миновал течение у рифа, потом повернул на восток. На воде плавали длинные тени мачт.

И вдруг раздался глухой взрыв, за ним другой. В воздух поднялся столб воды. Люгер подпрыгнул и с сильным всплеском упал в море. В кипящую воду полетели люди-марионетки. Корабль перевернулся. Мы увидели сорванные люки, дыры в борту. Море бурлило и пенилось. Из воды, как пробки, вылетали люди, в бешеном водовороте кружились останки корабля.

Наконец все стихло, поднялась огромная волна и пошла на риф. Те, кто выжил, держались за обломки. Двое или трое с печальной медлительностью пытались добраться вплавь.

— Это еще не конец, — сказал Нино Феррари.

Мучительно долго тянулись секунды. Мы стояли у кромки воды, объятые ужасом. Потом одна за другой взорвались глубоководные мины.

И снова фонтан воды: с неба посыпались рыбы, песок, водоросли. Вода кипела и бурлила, как огромный вулкан.

Люди исчезли. В бешеном потоке мелькали изломанные жалкие тени. Мы наблюдали за последним актом древней, кровавой трагедии, окаменев от ужаса.

Поднялись огромные волны. Заходящее солнце позолотило малиновую воду. Мы увидели черные плавники акул, завершающих бойню.

Мы с Пэт повернулись и медленно пошли к палатке.

Я оглянулся, у самой кромки воды, распрямив плечи, стоял Нино Феррари. Он поднес к лицу руку, наблюдая за кроваво-красным морем.

За ним вытянулась изломанная тень, напоминавшая… виселицу на песке.

Эпилог

На острове в виде полумесяца стоит дом. Если взглянуть с большой тенистой веранды на лагуну, можно увидеть «Вэхайн». От дома спускается дорожка, по ее краям растут белые колокольчики, малиново пламенеют вьюнки.

Маленькая загорелая женщина ведет малыша. Они машут мне руками, чтобы я поскорее сошел на берег.

Мы выходим на полянку, посередине которой возвышается огороженная кораллами белая плита. Останавливаемся, я срываю алый цветок и кладу к подножию плиты. Мальчик с удивлением наблюдает за знакомым ритуалом.

Цветок завянет, но за ним появится второй, третий. Так будет продолжаться до тех пор, пока мы живем на этом острове. Когда мой сын подрастет, я расскажу ему одну историю и объясню значение вырезанных на камне слов.

В ПАМЯТЬ

О ДЖОНЕ АКИМОТО,

ВЕЛИКОМ, ОТВАЖНОМ ДЖЕНТЛЬМЕНЕ.

ДА УПОКОИТСЯ ПРАХ ТВОЙ!

Гийом Ру

— «АМЕРИКАШКИ» —

Пролог

Гордон Сандерс смотрел в окно. Перед ним, по дороге, шедшей вдоль Булонского леса, вплотную друг к другу проезжали две машины, перемигиваясь фарами. Немного дальше они остановились, и из каждой вышли мужчина и женщина.

Гордон отчетливо видел лишь силуэт женщины, вышедшей из первой машины. На ней было длинное вечернее платье. В сумерках, слабо освещенных светом дальнего фонаря, она напоминала призрак.

Приглушенно смеясь, обе пары обменялись несколькими словами. Уезжая, призрак села во вторую машину.

— И девицы отвечают на ваши вопросы? — услышал он рядом с собой удивленный голос.

Даже не оборачиваясь, Гордон понял, что голос принадлежал Уильяму Корнеллу и что он обращается к Дороти Мерфи, опасной сплетнице из «Космополитен». Сорокапятилетний Корнелл, со строгим лицом священника, терялся, как девочка, перед всем, что выходило за рамки его пуританского воспитания.

Дороти рассмеялась резким смехом, сопровождавшимся звоном ее многочисленных браслетов и колье. Она была похожа на весьма плотную и горластую амазонку, однако, весьма соблазнительную.

— Отвечают ли они? — воскликнула она. — Они даже присочиняют, чтобы придать остроту своим пресным занятиям любовью. Вы даже не можете представить себе, что бы сделали некоторые женщины, лишь бы о них говорили в иллюстрированных журналах!

«Если там, на улице, все играют в игру секса и случая, то здесь довольствуются тем, что говорят об этом», — подумал Гордон. Голоса вокруг него сливались в неясный гул. Он знал, что вскоре будет совершенно пьян. Он знал себя так хорошо! Однако это его заставило бы прекратить выпивку.

Он поискал глазами Дженни, свою жену. Кристиан де Льезак — его называли Консулом, так как прежде он занимал этот пост в Нью-Йорке — составлял ей компанию. В неописуемой мешанине нелепых нарядов, которые носили женщины и которые представляли собой последнюю моду, Дженни выделялась своей простотой: на ней была голубая туника без рукавов. Нежная красота ее лица мгновенно привлекала внимание.

Дженни и Льезак оба говорили с таким печальным видом, что Гордону показалось, будто он находится не на вечеринке, а стоит у гроба покойника. Возможно, причиной тому был этот громадный, мрачный и одновременно привлекательный чернокожий, который, сидя в глубине салона, наигрывал на гитаре меланхоличные южноамериканские мелодии? Или разговор Кристиана?

Гордон едва знал его. Примерно сорока лет, со спортивной фигурой, изысканный и обольстительный, это был приветливый человек, всегда в хорошем настроении, который с первого же взгляда вызывал симпатию. Однако в этот вечер лицо его было мрачным и раздосадованным.