Вирус контакта - [12]

— Какими такими? — не понял Ван.

Трор вздохнул и стал рассказывать. Сначала он рассказал, как шел по свету и что видел по дороге, каждый раз прибавляя: «Этого у вас нет… Это вам и не снилось…» Ван был поражен, он и не знал, что мир так велик. Трор утверждал, что шел годы и годы, а ведь Город, в котором Ван прожил всю жизнь, легко можно было пройти из конца в конец за пару часов.

Затем Трор рассказал, как, выйдя на перевал, он восхитился красотой долины и превратил себя в Город. Он рассказывал о прекрасных зеленых рощах, о водопадах, которые теперь неведомо куда делись, о том, наконец, как дом за домом придумывал он Город — чтобы жителям его было красиво и удобно.

— Разве, — говорил он, — я создал хоть одного полицейского? Разве я, один из самых мудрых волшебников, мог написать школьные учебники, в которых говорится, что Земля — плоская? Но ведь именно это там сейчас написано! И зачем? Все только для того, чтобы поместить этот ваш Город в самый центр мироздания!

— А какая Земля на самом деле? — удивился Ван.

— Кру-гла-я! Понял? А? — Трор безнадежно махнул рукой, а затем, без всякой связи с предыдущим, вдруг заявил: — А до судьи я все-таки доберусь!

— До какого судьи? — не понял Ван.

— Тебя не судили еще? — обрадовался Трор. — Ну, парень, у тебя все впереди! Это такой цирк!..

— А что такое цирк?

Трор с жалостью посмотрел на Вана и отвернулся к стене, словно желая показать, что не имеет ничего общего с таким неучем. Через минуту он уже храпел.

А Вану не спалось. Сначала он долго ворочался с боку на бок, затем сел на своей койке, а потом и вовсе встал — подошел к окну. Вану было страшно. Никогда раньше он не помышлял о такой для себя участи — оказаться в тюрьме, а потому был совершенно не готов к свалившемуся на него испытанию.

Стоя у окна, забранного толстой решеткой, Ван глядел на залитую лунным светом улицу. Город спал, и единственным звуком в этой тишине был богатырский храп Трора.

Суд состоялся утром.

Со скрипом распахнулась тяжелая дверь, вошли два стражника и потащили взъерошенного и сонного Вана по коридорам, а затем вверх по лестнице — в судебный зал, находившийся тут же, в тюрьме.

Суды бывают разные. Самый торжественный и пышный суд проходил лет за сорок до описываемых событий в одном из восточных княжеств. Судили собачку кого-то из придворных, осмелившуюся погнаться за кошкой Его Величества. Суд проходил в Золотом Зале дворца и длился восемь месяцев. Кончился этот суд, как и следовало ожидать, смертным приговором, причем отрубили голову начальнику королевской охраны, с которым у короля были старые счеты.

— При чем же тут собачка? — спросите вы. Абсолютно ни при чем. (С другой стороны, как пример суда вовсе не торжественного, можно привести суды самого Трора. Вот у кого суд вершился без проволочек.) Стоило кому-то разозлить волшебника… В общем, понятно.

В Городе Трора суд был задуман как весьма пышное и торжественное зрелище. Но вот беда — мастеровые, что ремонтировали год назад судебный зал, схалтурили. После первого же дождя со стен облезла позолота, а надо сказать, облезшая позолота — зрелище не очень-то красивое…

Речи судей и присяжных были написаны так, чтобы внушать почтение и страх. И действительно, что-то чувствовалось грозное, когда полицейский говорил басом: «Встать! Именем Трора!» Но у полицейского был насморк, да и судьи постоянно путали слова и несли отсебятину. Хотя нет, все-таки дело было в мастеровых.

— Встать, — пробулькал Вану в самое ухо простуженный шепот. — Именем… ап-чхи… Трора!

Ван испуганно поднялся с места. В зал торжественно вошли три одетых в черное, очень похожих меж собою и очень толстых человека. Шли они медленно и величественно. Но на полпути последний из них споткнулся и выронил толстый серый том, который нес в руке. Том упал и разлетелся на листочки. Люди в черном бросились — на четвереньках — эти листочки собирать.

«Трор, конечно, расхохотался бы, — подумал Ван. — А я вот не могу…»

Наконец суд уселся на свои места.

— Начнем, — произнес человек в черном, что сидел в центре. При этом он посмотрел на сидящего слева. Тот поднялся.

— Именем Трора, — изрек он, — вы обвиняетесь в государственной измене. Признаетесь?

— В чем? — изумился Ван.

Тогда судья поднялся и объявил, что — именем Трора (разумеется) — двум бунтовщикам, Вану и неизвестному, отрубят головы. Процедура состоится утром.

Те, кого уже приговаривали в прошлом к смертной казни, поймут, а остальных я прошу поверить мне на слово: Ван имел полное право упасть в обморок. Очнулся он уже в камере.

— Добрый вечер, — приветствовал его Трор. — Ну как, понял, что такое цирк?

— Чему ты радуешься? — рассердился Ван. — Ведь завтра нам отрубят головы. Одновременно — тебе и мне.

— Одновременно не отрубят, — успокоил его Трор. — В Городе только один палач. Кому-то придется быть первым.

— Но за что?! — Ван заплакал.

— Как за что? Тебя за песню, а меня — за нарушение спокойствия и оскорбление величия. Есть страны, где за подобные вещи и похуже наказывают.

— Но что в этом такого? Песня. Ну и что? — недоумевал Ван.

— Эта песня зовет, пойми, чудак! — Трор улегся на койку и заложил руки за голову.