Виртуальный свет. Идору. Все вечеринки завтрашнего дня - [288]

Заскулил электродвигатель. Скрипнув, маленькая тележка с Шеветтой поползла вниз.

Он встал на ноги, дым попал ему в легкие, сломанное ребро кололо, словно штык, изнутри всякий раз, когда он начинал кашлять.

– Кто-то лазал туда, наверх, – сказала Шеветта, доехав до Райделла. – На смазке следы. Я совсем недавно забиралась туда посмотреть, и там была только пыль.

– Может, здесь просто кто-то живет, – сказал Райделл, рассматривая темные хлипкие стены, окружавшие башню на высоте двенадцати футов от платформы, на которой он стоял.

Он забрался в тележку, и Шеветта нажала кнопку. Тележка скрипнула, застонала и поползла вверх.

Первое, к чему Райделл был не готов, – к масштабу пожара, вид на который открылся, когда они поднялись над закрывавшей обзор фанерной стенкой. Конец моста со стороны Брайант-стрит был полностью охвачен огнем, огромные тучи черного дыма валили клубами в ночное небо. Сквозь эту завесу виднелись огни спасательных вертолетов – десятки и десятки огней, – и, заглушая скрип зубчатого колеса, до Райделла донесся хор завывающих сирен.

– Господи Исусе! – выдохнул он.

Он посмотрел в сторону Острова Сокровищ – там тоже горело, хотя вроде бы послабее; или, может, просто было далеко.

– У тебя есть фонарик? – спросила Шеветта.

Он расстегнул молнию своего «драконовского» кенгурятника и выудил оттуда одноразовый «драконовский» фонарик, еще один трофей из Лос-Анджелеса. Шеветта включила его, провернув лампочку, и полезла по лесенке, что вела к дырке, пропиленной в полу кубической каморки на самой верхушке башни – здесь она жила, когда Райделл впервые встретил ее. Просто квадратный лаз, в который она сейчас светила фонариком.

– Открыто, – негромко сказала Шеветта, и Райделл, собравшись с силами, двинул за ней.

Когда он протиснулся в комнатенку, Шеветта стояла там и светила в разные стороны. Внутри ничего не было, только мусор. В одной из стен круглое отверстие; Райделл вспомнил, что раньше там было вставлено старое цветное стекло.

В тусклом свете фонарика он увидел новое выражение ее лица.

– Здесь и вправду ничего не осталось, – сказала она, будто не веря своим глазам. – Я почему-то думала, что здесь все по-прежнему…

– Никто здесь больше не живет, – как-то неуверенно сказал Райделл.

– Люк на крышу тоже открыт, – сказала Шеветта, направив луч вверх.

Райделл подошел к старой стремянке, прихваченной к стенке болтами, и полез вверх, ощущая ладонями влажное шершавое дерево. До него стало доходить, что идея лезть на эту верхотуру была не самая удачная, ведь если мост действительно сгорит до основания, вряд ли они уже отсюда спустятся. Он знал, что дым так же опасен, как пламя, и не был уверен, что она это понимает.

Второе, к чему он оказался не готов, когда высунул голову из люка наружу, – к тому, что в ухо ему тут же уткнется ствол пистолета.

Старый приятель в шарфе.

64 Пятнашки

Харвуд начинает, искажаясь, убывать, и все остальное убывает вместе с ним, среди ужасного всепоглощающего холода. Лейни чувствует, будто на огромном расстоянии его ноги скручивает судорога в путанице спальников и оберток от шоколадных батончиков. Вдруг появляется сама Рэй Тоэй и вручает ему тайный символ – круглую печать, циферблат, двенадцать знаков дня, двенадцать – ночи, черный лак и золотые цифры, он кладет этот символ туда, где мгновение назад был Харвуд.

И видит, как этот символ утягивается бесконечно далеко, вслед за Харвудом; он полностью во власти сил превращения и вот исчезает совсем.

Лейни убывает тоже, но не за Харвудом.

– Тебе водить, – шепчет Лейни во тьму своей зловонной коробки, стоящей в подземном переходе среди инфразвуковых вздохов метропоездов и постоянного топота проходящих ног.

В то же мгновение он оказывается во Флориде, на залитых солнечным светом широких бетонных ступенях, ведущих наверх, к безликому входу в федеральный сиротский приют.

Там, наверху лестницы, – девчушка по имени Дженнифер, ей в точности столько же лет, сколько Лейни, на ней джинсовая юбочка и белая тенниска, у нее прямая черная челка, она осторожно идет – пятка к носку, пятка к носку, руки в стороны для равновесия – по самому краю верхней ступеньки, как по натянутому канату.

Она очень сосредоточенна и серьезна.

И кажется, что если она упадет, то непременно разобьется.

Лейни, увидев ее, улыбается, вспомнив внезапно приютские запахи: бутерброды с джемом, дезинфекция, глина для лепки, чистые простыни…

Холод обступает его со всех сторон, но наконец-то он дома.

65 Свежий воздух

Фонтейн, орудуя пожарным топором, размышляет о том, что прожил довольно долгую жизнь, но то, что происходит сейчас, для него абсолютно внове: поднять топор над головой, потом – резко садануть вниз по задней стене лавки, фанера гулко грохочет. Он слегка озадачен тем, как легко отскакивает топор, но при следующем замахе переворачивает его и колотит не лезвием, а киркой, на третьем ударе наконец пробивая стенку насквозь. Фонтейн удваивает усилия.

– Нам нужен свежий воздух, – говорит он скорее самому себе, чем парочке, чинно сидящей на его койке, – седому профессору и мальчику, чья голова опять скрыта шлемом. Посмотришь на этих двоих – так подумаешь, что и проблем-то, собственно, нет никаких и этот чертов мост не горит.