Виртуальные связи - [69]

Самое странное то, что теперь вести оборону совершенно не нужно. Достаточно быть просто женщиной. Взять из тумбочки деньги, которых предостаточно, – Белкин, хоть и оставил все жене, оказался человеком не бедным. Пойти и купить мебель. Сделать уютной квартиру. Просто быть женщиной… Снова, в тридцать пять-то лет…

http://11x11.mail.ru/ Территория игр. Купи футболиста!

Комаров было великое множество. Они наплодились в невообразимом множестве, что в общем-то совершенно нормально в конце мая. Но за зиму я успела подзабыть о том, каково это – спать в кровати, покрытой куском марли, и втыкать во все розетки фумигаторы. Может, в городе они и эффективны, но деревенские летающие «крокодилы» плевать хотели на достижения современной химии. Я чесала укусы, жалея, что не купила еще и мазь. Бьянка тоже рыдала и кляла жизнь, говоря мне, что только ради собачек она пошла на такое противоестественное единение с природой. Лаура же была словно заговоренная.

– Она просто невкусная, – ворчала Бьянка, раскладывая овсянку с соей по собачьим и человечьим мискам.

Честно говоря, готовила она из рук вон плохо. Результатом ее усилий становились недоваренные баланды, жрать которые соглашались только собаки. Зато Лаура, если была в настроении, могла из пары жалких морковок и зеленой фасоли соорудить что-то действительно стоящее.

– Ну, мы будем работать? – спросила она, включая компьютер в сеть. Это была моя идея – поработать и пофотографировать на природе.

– И как вы собираетесь работать без Интернета? – съязвила Бьянка.

– У нас есть модем, – пожала плечами Лаура. – И потом, Машка наснимала такое количество настоящей любви между пенсионерами, гастарбайтерами и детьми, что мне и без Интернета есть чем заняться.

– Это так прозвучало – между гастарбайтерами и детьми, как будто они между собой чем-то там занимаются, причем вместе с пенсионерами. – Я усмехнулась.

На самом деле я действительно набрела как-то на большую стройку, и мое внимание привлекли развешанные прямо посреди бетономешалок и вагончиков простыни. Я пролезла туда – это было несложно. Там жили таджики. Несколько женщин, с трудом говорящих по-русски, приехали помогать своим мужьям. Они готовили, стирали, а также иногда впрягались в стройку: красили, штукатурили. Я просидела у них целый день. Странное чувство, я никогда не смотрела на этих людей. В строительном вагончике было тепло и пахло мясной похлебкой. Они предложили мне с ними пообедать. Я согласилась. Каюсь, после жизни с Лаурой и воинственной Бьянкой я просто не могла пройти мимо мясного блюда. А если очень хочется – то можно.

– Смотри, какая фотка классная! – вдруг воскликнула Лаура.

Я подошла, аккуратно протискиваясь между доберманами. Санчо с Пансой, тоже известные поклонники искусства, топтались около Лауры, загораживая проход. На меня они уже никакого внимания не обращали.

– Да, слушай, сильная штука, – пробормотала Бьянка.

Я пригляделась. Это был поцелуй. Я попросила гастарбайтеров Заира и Сати поцеловаться и, пока они, краснея, нелепо прижимались друг к другу губами, нащелкала кадров двадцать. Они, конечно, отказывались, но что с людьми делает тысяча рублей! Особенно с людьми из Таджикистана.

– Настоящая любовь, – удовлетворенно кивнула Лаура. – Недострой подретушируем, небо проявим, лица сделаем под фильтром. Но они у тебя получились.

– Они у себя получились, – поправила я ее.

Сати и Заир были совершенно потрясающими. Как и бабушка, которая кормила голубей у своего дома. Не каких-то там белых, породистых. Обычных серых, помоечных. Она любила голубей, а они ее. Соседи их ненавидели, но на фотке они были не нужны. А любовь осталась. И Сати смотрела на Заира так, что я сама подумала о том, как удивительна фотография – может запечатлеть краткий миг счастья, которого никак не успеет увидеть быстрый, суетливый человеческий взгляд. Любовь жила совсем не там, где я раньше ее искала. Ее не было в сияющих торговых центрах, не было в офисах и на больших автострадах. Она пряталась в укутанном в сто одежек малыше и глазах его матери. В улыбке отца, подбрасывающего в небо ребенка. В стариках, держащихся за руки, проживших одной семьей пятьдесят лет. Найти такую любовь было сложно, потому что она не спешила выставить себя напоказ в рекламных плакатах и роликах между ток-шоу. Я искала ее, потому что мне хотелось ее увидеть. После всего того, что случилось со мной, я хотела видеть как можно больше любви.

Интересно, что того – убитого моим мужем человека – мне в общем-то не было жалко. Совсем не было жалко. То есть можно было сказать, конечно же: «О, какая ужасная история», но только так – номинально. Насколько может быть реально жалко людей из хроник ДТП по телевизору или из «Дорожных войн». Это чувство – не жалость. Скорее что-то острое и личное, на грани инстинкта, виртуальное сочувствие уязвимости человеческой природы. «Ой, кошмар. Хорошо, что мы здесь, а не там». Но чтобы жалеть людей – это вообще редкость в наше время. А тот, о котором мне писал Алексей, он был для меня только фигурой в тумане, образом, переданным словами и паузами. Алексей был гораздо важней, хоть и вся эта позиция была, кажется, немного аморальной. Но я так чувствовала. Это было реально. Реальность оказалась вообще-то очень далека от морали. Как бы я могла жалеть человека, которого я вообще не знала, не видела и не чувствовала, что он существовал. Алексея я жалела. Нет, я его любила. Вот так и любила, безо всяких слов, сама с собой, глубоко внутри любила его таким, какой он есть, любила, сидя на даче, отбиваясь от Кузи, тычущегося в меня своей мордой, – он тоже жаждал любви.