Виртуальные связи - [67]

– Так давай, оставайся у нас.

– Слушай, я вот не понимаю, как это – жить в машине. Как ты там спишь? – удивлялась Бьянка.

– Нормально. «Кашкай» – очень хорошая машина. Можно так разложить сиденья, что будет очень даже удобно. Вот только… умываться в «Макдоналдсе» не очень удобно. Люди тебя не понимают, оглядываются. Крутят у виска. И вообще помыться – это проблема. Зато времени свободного море. Могу делать фотоколлаж. И оказалось, что в Москве все очень даже неплохо с Интернетом. Вполне можно работать. Я даже торренты качаю, программы. Фотошоп даже закачала. В «Меге» есть хороший бесплатный канал. В «Шоколадницах» почти везде вообще безлимитный. Все условия для работы.

– Настоящая любовь? – спросила из коридора Бьянка. Она сидела там на плюшевом розовом пуфике (ручная работа, естественно). – Почему ты думаешь, что то, что ты снимаешь, – настоящая любовь?

– Но я же сняла и вас! И вас с Лаурой, и собак. У вас же любовь? Во всяком случае, я с удивлением должна признать, что из всех отношений, которые я вижу и в которых живу, ваши на редкость реальны. Вы – как в подполье, живете как партизаны, только чтобы быть вместе. Есть еще Олеська и ее Белкин, но я их еще не видела. Еще одна многодетная семья – там у матери лицо усталое, мешки под глазами, а одежда вся поношенная. Бедненько, но чистенько. А детей – восемь. И муж – тоненький, высокий, на трех работах, но все равно копейки получает. И им дали, представляешь, таунхаус. Правда, смешно – Очаковское шоссе, рядом ЛЭП, какие-то заборы, промзона – и таунхаус. Но когда они все пили чай – было понятно, вот она – Настоящая Любовь. Как у вас.

– Ну, не знаю, – пожала плечами Бьянка. Впрочем, больше из кокетства. – Живу вот с ней уже четыре года. Ни с кем никогда столько не жила. Но дня не проходит, чтобы я не желала ей смерти или увечья. Так иногда она меня бесит.

– Ага, а ты – ее, – усмехнулась Машка.

Лаура смотрела на них и думала, что впервые со своего возвращения из Новосибирска чувствует хоть некоторое подобие покоя. Тогда ей тоже пришлось однажды ночевать в машине. Она была пьяная в хлам, разругалась с Витей, любовником, весь роман с которым – ошибка – случился по пьяни и от скуки. Костик все время работал, а она все время тосковала, ругалась со свекровью, ненавидела холод и темноту и чувствовала себя так одиноко, так одиноко. Поэтому Витя, брат их общего друга, молодой, сильный, страстный, заполнил ее мир каким-то разухабистым, залихватским пьяным счастьем с плясками в кабаках, глупыми эсэмэсками, ожиданием встреч, бездумным сексом в любых темных углах. О чем она тогда думала? О Косте? О нем – нет.

Он терпел, надеялся, что она изменится, не слушал разговоров, старался бывать дома чаще, но даже и так он был далек от нее, как от Луны. Он садился в кресло, открывал газету и читал ее, а потом смотрел «Новости». Он не вспоминал о том, что его жена рисовала. Не хотел ничего менять. А потом на одной вечеринке она целовалась с Витей в прихожей, около гардероба, и все давно уже обо всем знали, и кто-то привел Костика. Все было якобы случайно. Он ударил ее по лицу, один-единственный раз – бледный и спокойный, как труп, – а потом ушел. Больше не стал ничего выяснять и склеивать. Просто ушел.

Потом она всю ночь сидела в машине и грелась. Было минус тридцать, в машине кончился бензин. Костик не пустил ее домой, сказал, что она может убираться на все четыре стороны, и тогда она утром вылетела в Москву. Что бы с ней было, если бы не Бьянка.

– Мы друг друга стоим, – ухмыльнулась Лаура. – Слушай, Машка, я не хочу тут перед тобой распинаться. Нехорошо это – жить в машине. Давай-ка перебирайся к нам, мы постелем тебе в гостиной. Я помогу тебе с твоей Настоящей Любовью, а ты мне – с коллекцией. Идет?

* * *

Олеся полулежала, опершись на правый локоть, и смотрела на Белкина. Он спал, беспокойно и тяжело дыша. Высокий лоб, усталые глаза, глубокие морщины вокруг рта, тронутые сединой волосы, не слишком-то волевой подбородок. Он разбросал руки по кровати, но одной ладонью даже во сне касался Олесиного плеча. Она смотрела на него, с трудом веря в то, что реальность может быть такой нереальной. Бесконечные поезда, пролетающая мимо российская глубинка. Путешествие из Петербурга в Москву и обратно, каждую неделю незнакомые квартиры, страх, что вернется хозяйка, ожидание звонков и почты, прогулки под луной. Реальная романтика, с замерзшими ладонями и промокшими ногами, с проблемами на работе, с долгими прощаниями, с чувством вины перед бывшей женой. И что теперь? Олеся уже написала заявление об уходе. Она проработала в их маленькой богемной фирмочке больше десяти лет.

Уходить было странно и нелепо. Вся ее реальная жизнь теперь оказалась за бортом. Посиделки с Машкой, писатели, поездки – все, чем она заполняла короткие, быстро бегущие дни, все осталось где-то в стороне. Можно было бы сказать, что жила она так раньше из-за денег. Но нет, деньги никогда не значили для Олеси много, иначе бы она, уж конечно, договорилась с собой и осталась бы с мужем. Никто из знакомых не мог понять, как это так, с годовалым ребенком на руках, из прекрасного загородного дома, в норковой шубе, с загаром на лице – и в нашу жизнь? Ну, гуляет. Ну, буянит. Ну, не любишь ты его больше, ну, презираешь. И что? Лучше, что ли, отчищать сковородки на пятиметровой кухне, говорить с дочерью только по телефону, отсылать всю зарплату в Тверь, а загорать там же, на балконе? Не смеши людей!