Вирикониум - [3]

Практал посмотрел на него так, словно был безмерно удивлен.

— Так этим оружием не работают, — начал он, словно разъясняя своему ученику.

Он выпустил меч и сделал несколько неверных шагов по площадке, приоткрыв рот и прижимая ладони к подколенным впадинам. Мальчик неотступно следовал за бывшим противником, с любопытством наблюдая, пока старый фехтовальщик не упал. Потом опустился рядом на колени и нагнулся поближе, чтобы убедиться, что тот слушает.

— Меня зовут Иньяс Ретц, — сказал он спокойно.

Практал стукнул кулаком по булыжникам.

— Меня зовут Иньяс Ретц! — мальчишка повысил голос, чтобы зрителям было слышно. — Вы запомните мое имя!

— Убей меня, — проговорил Практал. — Я больше не смогу ходить.

Иньяс Ретц покачал головой. Толпа застонала. Ретц подошел к мальчишке, который держал кольчужную рубашку Практала и его плащ мясного цвета.

— Мне нужна новая рубашка и плащ, — громко объявил он, — причем такие, чтобы эти добрые люди больше не испытывали желания надо мной посмеяться.

Забрав одежду — согласно правилам, победитель имел на это право, — он убрал клинок в ножны, обращаясь с ним куда осторожнее, чем во время поединка. Он выглядел измученным. Один из придворных тронул его за руку и холодно сказал:

— Пора возвращаться в Высокий Город.

Ретц кивнул.

Когда он уже подходил к двери гостиницы, с кольчугой, скатанной в тяжелый шар, под мышкой и плащом, небрежно наброшенным на плечи, ученик Практала обогнал его и преградил ему путь.

— Практал был лучшим! — отчаянно закричал он. — Практал был лучшим!

Иньяс Ретц посмотрел на него сверху вниз и кивнул.

— Само собой, был. Ученик заплакал.

— «Клан Саранчи» позаботится, чтобы и ты не зажился на этом свете! — выпалил он.

— Не сомневаюсь, — отозвался Иньяс Ретц и потер ухо. Придворные торопили его. Толпа у него за спиной притихла. Ни одна ставка пока не была выплачена.

* * *

При дворе Матушки Були победителю оказали не слишком сердечный прием.

Матушка состарилась еще в те дни, когда северяне привезли ее в Город после войны Двух королев, и теперь ее тело походило на длинный шест слоновой кости, задрапированный в полинявшее фиолетовое платье ее предшественницы. На этом шесте сидела маленькая головка, которая до сих пор выглядела так, словно ее частью оскальпировали, частью обожгли. Так и было, когда Матушку морили голодом в клетке, установленной над Вратами Соляной подати. Тогда же она лишилась одного глаза.

Она сидела на старом резном деревянном троне на железных колесиках, в центре беленой комнаты с высоким потолком и пятью окнами. Никто не знал, откуда она взялась — не знали даже северяне, которым она заменила королеву. Ее разум никогда не ослабевал. Ночью слуги слышали, как она напевает тонким жалобным голоском на языке, которого никто из них не знал. Она пела, сидя среди древних скульптур и сломанных машин, оставленных в наследство Городом.

Иньяса Ретца провели внутрь, чтобы он предстал перед Матушкой. Это сделали те же придворные, которые ходили с ним к месту поединка. Они поклонились и вытолкнули парня вперед, более не стараясь скрывать презрение, которое испытывали к нему. Матушка Були улыбнулась им, протянула руку и подтянула Ретца поближе. Ее лысая голова оказалась совсем рядом. Матушка с тревогой взглянула в лицо победителя, провела пальцами по его предплечью, по скуле, по алому гребню. Осмотрела синяки на висках, которые поставил ему Практал. Убедившись, что никаких серьезных повреждений нет, она оттолкнула мальчика.

— Преуспел ли лучший из моих воинов, защищая мою честь? — спросила она.

В окнах вспыхнул свет, освещая тусклые синие лица, которые, казалось, беззвучно повторяли каждое ее слово.

— Этот человек мертв?

Ретц тут же сообразил, что совершил ошибку. Он мог убить Практала, и теперь ему стало жаль, что он этого не сделал. Интересно, донесли ли ей об этом. Он знал: независимо от того, что он скажет, придворные сообщат ей правду. Чтобы не отвечать на вопрос прямо, он бросил кольчугу Практала к ногам Матушки.

— Я принес вам его кольчугу, госпожа, — только и произнес он.

Матушка посмотрела на него. Ее взгляд ничего не выражал. Лица в окнах начали пускать ртами пузыри. Ретц услышал, как кто-то у него за спиной проговорил:

— Увы, этот человек жив, Ваше Величество. Ретц дрался кое-как, а потом выиграл бой с помощью грубой уловки. Мы не понимаем, почему так произошло. Ведь он получил четкие указания.

Ретц хохотнул, чувствуя, что все это не предвещает ничего хорошего.

— Моя уловка вовсе не была грубой. Утонченная уловка. Когда-нибудь я придумаю что-нибудь в этом духе специально для вас.

Матушка Були сидела, словно вязанка хвороста, ее единственный глаз смотрел в потолок. Через мгновенье она едва заметно пожала плечами.

— Довольно, — безучастно проговорила она. — Впредь ты должен их убивать. Ты должен всегда убивать. Я хочу, чтобы их убивали, — ее рука, отмеченная старческими пятнами, снова высунулась из складок одеяния, на которых, словно пыль на причудливых листьях иноземного растения, осели крошечные хлопья известки и мокрой штукатурки. — Теперь сдай мне оружие до следующего боя.

Ретц растирал ухо. После общения с энергоклинком его кости до сих пор вибрировали. Из-за этой вибрации тело наливалось свинцом, а к горлу подступала тошнота. Он боялся Матушки Були, а еще больше его пугали мертвые синюшные лица в окнах. Он боялся придворных, которые бродили взад-вперед у него за спиной и шушукались. Но он убил слишком многих в Низком городе, нажив себе еще больше врагов. Он хотел убедить Матушку не забирать у него клинок, хотя бы на эту ночь.