Винтервуд - [95]

Мэри, выглядевшая совсем ребенком — каким она и была, — крепко спала возле камина. Чепчик ее сбился набок, маленькие загрубевшие от работы руки были сложены поверх передника.

— А ты почему не спишь? — спросила Флору Лавиния.

— Потому что у меня болят ноги.

— Ты сегодня их перетрудила. Ведь доктор Манроу предостерегал тебя — нельзя этого делать. Мышцы еще слишком слабые. Ты должна быть терпеливой.

— Мисс Херст! Не браните меня. Вы мне ужасно не нравитесь, когда ведете себя как гувернантка.

— Тогда я буду вести себя как нянька. Не желаешь ли горячего молока?

— Нет.

— Тогда, может, мне растереть твои ноги — тебе станет легче. — Лавиния принялась будить Мэри. Но спящая девочка еще не успела шевельнуться, как Флора спросила:

— Мисс Херст, о чем они говорили сегодня внизу? Правда ли, что бабушка Тэймсон возвращается?

— Флора! Ну конечно же нет! Она умерла.

— Эдвард считает, что она возвращается. Вы не поверите, каким тихоней он стал. Он думает, что она хочет его наказать за те фокусы, которые он с ней проделывал. Фиби пообещала спать в его комнате. Верите ли — такой большой мальчик! — Флора секунду помолчала, пытаясь сохранить свой презрительный тон. Однако ей это не удалось, и она тихим голосом сказала: — Мне не позволили видеть ее, когда она лежала мертвой. Это потому, что на самом деле она не умерла?

— Я ее видела, — спокойно сказала Лавиния. — У нее было тихое, умиротворенное лицо. Тебя это успокоит?

— Я успокоилась бы, если бы она была живой. Мне вовсе не нужны ни ее деньги, ни драгоценности. Я с радостью вернула бы их. Теперь, когда я могу ходить, они мне не нужны.

— Ты права, не нужны, — согласилась Лавиния. — Они...

— Они — что? — спросила Флора, когда она запнулась.

Она собралась сказать, что на них лежит проклятие. И это действительно было так. Ведь все произошло после того, как старая дама изменила свое завещание. Все! Даже странное преследующее всех ощущение, будто происходит нечто загадочное.

— Существует множество вещей, куда более важных, чем богатство, — строгим тоном сказала она. — А теперь будь так добра — ложись и спи.

— Если мне позволят взять на кровать Сильвию. Тогда я буду чувствовать себя в безопасности. Она лает, когда в комнату входит кто-нибудь чужой.

— И кто же это, по-твоему, может сюда войти?

Напряженные глаза Флоры поглядели на нее.

— Я думаю, что Сильвии бабушка Тэймсон показалась бы чужой.

— Флора, детка!

Скрывая собственное волнение, Лавиния быстро разбудила Мэри и подтолкнула ее к постели Флоры; затем она позволила маленькой собачке, дрожавшей от радости, свернуться клубочком в ногах Флоры. Наверное, подумала она, и Шарлотте не помешало бы в эту ночь общество Сильвии. Но Шарлотта отдала свою любимицу дочери, чтобы доказать, как сильно она ее любит, хотя до этого всем было ясно, что она питает прямо-таки страстную любовь к Эдварду и ни к кому больше, меньше же всего — к своей искалеченной, некрасивой дочери с трудным характером. Невозможно было вмиг изменить свои чувства лишь потому, что дочь вдруг стала невероятно богатой. Но для окружающих надо было делать вид, что и такое случается.

Лавиния не могла понять, почему ее ничем пока не доказанные подозрения в отношении Шарлотты снова воскресли в ее душе.

Впрочем, что же тут было непонятного? Сегодня с лица Шарлотты словно соскользнула маска. Под ней оказалось лицо женщины, преследуемой призраками.

Между ней и Джонатоном Питом с самого начала существовал заговор. Если бы деньги леди Тэймсон достались ей, по какой-то причине, известной ей одной, часть их должен был получить Джонатан. Но план почему-то не удался, и приходилось спасать положение.

Потому-то Шарлотта щедро проявляла свою любовь к Флоре, говорила Эдварду, что поедет жить с ним, своим любимым сыночком, в Лондон, а также делала вид, что получает удовольствие от общества человека, который до беспамятства пугал ее. В высшей степени непоследовательное поведение.

А теперь — и это казалось наиболее странным — сами заговорщики перепугались. Страшно перепугались.

Час спустя послышался стук в дверь. Флора наконец-то заснула, и сама Лавиния, крайне усталая, начала дремать.

Однако уже в следующую минуту она выпрямилась. Сильвия тихонько заворчала.

Неужели опять Джонатан? Нет, этого она уже не выдержит.

Оказалось, что это Дэниел.

Он извинился, что обеспокоил ее — ему просто хотелось проверить, все ли в порядке.

— С Флорой? Она спит.

— Хорошо. Лавиния, я хочу, чтобы завтра вы ее увезли. Я сниму для вас квартиру. В каком-нибудь тихом месте. Может быть, в Борнмуте. Вы согласны?

— Случилось что-нибудь?

Он слабо улыбнулся. Вид у него был очень усталый.

— Разве мало того, что уже случилось? Нет, ничего нового не произошло. Жена моя не желает говорить. Ни слова. Лишь утверждает, будто я знаю ровно столько же, сколько и она. Когда же я сказал, что не умираю от какого-то тайного страха, который, по всей видимости, мучает ее, она заявила, что у нее просто нервы расходились. Она всегда была очень нервной, а письмо из могилы отнюдь не пошло на пользу ее здоровью.

— Существует какая-то причина, побуждающая мистера Пита отправиться в Венецию. Что-то очень важное и неотложное. Ваша жена наверняка знает, в чем дело.