Виновны в защите Родины, или Русский - [30]
Вернувшись из Москвы в Ригу, Валера уже собрался было побездельничать, оставив все на усмотрение родителей, но не тут-то было. Старший брат Юра заканчивал в Ленинграде Электротехнический институт по специальности «конструирование дальней корабельной радиосвязи». Учился он отлично, школу закончил с медалью, в институте получал Ленинскую стипендию, словом, был живым укором непутевому младшему брату. Родители повздыхали, поругались между собой и отправили младшего поступать в гражданский вуз в «колыбели трех революций». Конечно, содержать двух студентов в Ленинграде было достаточно накладно для семьи подполковника Иванова, но делать было нечего.
Валера встряхнулся, словно и не было неудачного поступления в училище, и отправился в любимый город на Неве. Неповторимый ленинградский запах ворвался в поезд уже при подъезде к Варшавскому вокзалу. С детства наезжавший в Ленинград при первой возможности, а возможностей таких предоставлялось немало, Иванов давно уже успел и изучить и полюбить совершенно неповторимую имперскую Северную столицу.
Эта песенка Евгения Крылатова из «Достояния республики» непроизвольно мурлыкалась немузыкальным Ивановым всякий раз, когда он попадал в Ленинград после долгой разлуки с ним. Город этот словно пунктиром проходил по всей его жизни, странным образом возникая в самые важные ее периоды. Вот и тогда очередная развилка судьбы нарисовалась перед юношей именно в Питере.
Кем быть? Куда поступать? Остановившись в комнате, которую старший брат снимал у вдовы-генеральши; в комнате, набитой антиквариатом, в комнате с огромным арочным окном, выходившим на Малую Голландию, неподалеку от дома Блока, Иванов совершенно ошалел от своей сопричастности русской истории и литературе, от ощущения жизни, открывающейся перед ним именно здесь.
На выходе из метро «Маяковская» его внезапно остановила стройная ладная девушка с круглым лицом, окаймленным пышными волнистыми черными прядями.
— Валерка! — она даже завизжала от восторга неожиданной встречи и порывисто обняла юношу. Тут же сама испугалась таких бурных проявлений чувств и отступила на шаг.
— Наташка! Ты тут поступаешь? — Иванов взял девушку под руку, они отошли в сторонку, потоптались в фойе станции, потом выскочили на Невский, смеясь и дурачась.
— Ой, тут и Светка, и Ольга! А мальчишек из нашего класса нет никого.
— Обидно! А как там остров наш поживает?
— Да что ему сделается! Наши все разъехались дальше учиться, кто куда, по всему Союзу.
Ну а как ты? Почему не в Риге поступаешь? Это у нас, на островах, некуда, а в Таллин многие поехали. Слушай, там же Люська в Латвии, в Даугавпилсе! Вы виделись?
— Нет пока, только переписываемся. А я в Институт культуры поступаю, на режиссуру.
— Да ты что? Режиссером будешь? Ну надо же!
— Это если поступлю. В Риге же все творческие профессии только на латышском, — заважничал Иванов.
На самом деле еще неделю назад он и знать не знал ни о том, что есть такой институт культуры на самой Дворцовой набережной, ни о том, что там есть факультет режиссуры.
Да и все его знакомство с профессией режиссера заключалось в наспех пролистанной книге Станиславского «Моя жизнь в искусстве». Просто к брату в гости зашел сокурсник, посидели все вместе, немного выпили. И вот тогда сокурсник посоветовал Юрке, на голову которого внезапно свалился младший братец:
— Пусть попробует в институт культуры, на режиссуру. Там в прошлом году перебор был, конкурс страшный — человек тридцать—сорок на место. Ну вот, все и испугались, говорят — боятся, что даже недобор будет на экзаменах!
На следующий день Валера отыскал институт, что было нетрудно, обошел вокруг старинное здание, оценил Марсово поле, Лебяжью канавку и вид на Неву, открывающийся из окон института, набрался наглости и подал документы в приемную комиссию.
Однако на первой же консультации он узнал, что конкурс вовсе не так мал — больше десяти человек на место. А главное оказалось, что вместо английского, которого Иванов не боялся, надо будет сдавать неведомую и страшную «специальность». За этим словом скрывался экзамен по актерскому мастерству, о котором абитуриент, естественно, только слышал краем уха, но понятия не имел, что это такое. Однако отступать было поздно, документы уже поданы.
Обо всем этом Иванов, конечно, не стал рассказывать бывшим одноклассницам по Кингисеппской школе. Они встретились, поехали в Петергоф; на последние деньги Валера угощал их шампанским и шашлыками, рассказывал о «творческих планах» и, в общем, покорил совершенно.
Тем временем надвигались вступительные экзамены, к которым парень так и не успел подготовиться. Он, правда, выучил басню и лирическое стихотворение Блока. Но о том, что еще ждет его, не имел никакого понятия. Однако, как ни странно, экзамен сдал на «хорошо». А ведь, в отличие от него, поступать сюда съехались люди уже взрослые, окончившие культпросветтехникумы, работавшие в театрах или Домах культуры. Жутко и весело было наблюдать, как в коридорах института танцевали, пели, жонглировали мячиками и разыгрывали сценки какие-то совершенно не от мира сего молодые люди.
Новую книгу я решил опубликовать сразу в Интернете. Главный мой читатель — в Сети. Завоевывать благосклонность издателей и литературных критиков можно годами. От этого путь книги к читателю, как это ни парадоксально, не становится короче. Часто даже, совсем наоборот.Роман «Август» написан в несколько ином жанре и совсем другой стилистике, нежели «Русский». И пусть читатель встретит здесь некоторых, уже знакомых по «Русскому», героев — это все же совершенно отдельная книга.О чем она? О любви, земле и небе. О войне и мире.
Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.