Виноградники ночи - [91]
И снова, гулким эхом из темноты:
— Без Руфи — не приходи!
…Что они могут сказать ребенку, как его унять? Он ворвался в комнату и закричал: «Я ненавижу вас! Я ухожу от вас! Я не хочу быть евреем!» Они положили ложки, молчат. А он вдруг расплакался, размазывая кулаками слезы по лицу.
И бабушка сказала: посмотри на нас — вот твой папа, и мама, и дедушка. Разве мы плохие люди? Разве мы кому-нибудь причиняем зло? А те, кто обзывает и бьет тебя — они как фашисты. Твой папа воевал с фашистами, он был храбрый солдат. И ты тоже должен быть храбрым…
… А он все стоит на высокой горе, опираясь на древко знамени, белое знамя с желтой шестиконечной звездой. В рваной, запачканной кровью одежде, один. Он смотрит на меня, и древко в руке его напрягается и звенит.
Свист пронесся по улице. В комнате вздрогнули, повернули головы к окну. Взвилась на дороге пыль, и едва различимые сквозь белую завесу, проскакали конные. Затарахтели, потянулись одна за другой повозки, с тяжким утробным урчаньем проехало что-то огромное, тускло сияющее на солнце, оставив в воздухе кислую гарь.
Подскочив к окну, старуха захлопнула ставни. В полумраке зашаркали, заворочались на стульях.
— У них лампасы на штанах!
— Беляки?
— Господи, пронеси и помилуй!
— Ой, сколько их…
— Это значит, что приближается фронт.
Реб Нахман поднялся.
— Пойду наверх, посмотрю.
— Сиди!
Но он уже двинулся вон из комнаты.
— Что за человек такой? — в отчаяньи крикнула старуха, бросаясь вслед за ним. — Зачем тебе это надо?!
Скрип лестницы, глухие голоса.
С улицы по-прежнему, не заглушаемый ставнями, лился непрерывный слитный гул.
— Думаете, здесь может быть бой? — спросила Руфь.
— А почему нет?
— Ужасно! Вы… видели когда-нибудь?
— Я старался не смотреть.
— Странно… Не разобрать, когда вы шутите, а когда всерьез говорите.
— Что же, мне и пошутить нельзя? Мне терять нечего. У меня, кроме рубашки, ничего нет. Встану вот, и пойду, куда глаза глядят!
— А есть что будете? Траву?
— Зачем траву? Как-нибудь прокормлюсь.
Тяжко ухнуло за рекой. Через мгновенье — громыхнуло в ответ. Снова ударило… Разрыв — сильнее, ближе! Со звоном вылетело стекло.
Шимон вскочил… и опустился на стул. Скривив губы, Руфь смотрела на него. Перегнулся через стол. Заглядывая ей в лицо, зашептал:
— Сматываться надо, слышишь? Я одно место знаю. Там повозка, лошадь… Это недалеко!
Недоуменно вскинула брови… Вдруг фыркнула, расхохоталась.
Какой шустрый! Тихоня-тихоней, и вдруг — разговорился, на ж тебе! — она уже не смеялась — кричала, и Шимон видел совсем близко ее бешеные глаза. — Думаешь, я сама не знаю, где находится твоя повозка? Да, если бы я только захотела… А я — не хочу! Понятно? Не надо мне! Телохранитель выискался…
Откинулась на спинку стула, зябко передернула плечами. С улицы в разбитое окно по-прежнему накатывали цокот, гомон, звон. За рекой продолжало ухать, но разрывы ложились дальше, глуше.
— Ай, что за чепуху городишь… Особенно, когда в таком положении! — Шимон сокрушенно вздохнул. — Не берите в голову… — Помолчал, глядя на неподвижно сидящую Руфь.
— Но, вот чего я не пойму… Зачем ему ружья?
— Кому?
— Да, этому вашему… Давидке.
— Они в Палестину пробраться хотят.
— Что?!
Обернулась. Снова сверкнули глаза.
— А то! Они будут пробиваться к Одессе.
Господи, он-то хорош… Поверил этому балаболу! Повозка, лошади… Смешно!
— Какая Одесса?! — закричал в отчаяньи Шимон, — они и до Жмеринки-то не доберутся!
— Да отстаньте вы от меня!..
Вскочила, выскользнула за дверь.
Шимон вернулся в свою комнату, опустился на кровать. Было слышно, как наверху, перебивая друг друга, звенели голоса, и снова — принимался читать молитвы старик…
Темнело. Последние отряды торопливо перекатывали через местечко.
А ночью залаяли собаки, ударили одиночные выстрелы. Выглянув из окна, Шимон разглядел в полутьме, как несколько верховых подъехали к дому, спешились — резко забарабанили в дверь. Должно быть, арьегард! Ломятся на постой
Наверху послышалось шуршанье, осторожные шаги, лязг отодвигаемого засова… нарастающий рокот реб Нахмана, умоляющий голос Руфи…
— А чтоб тебя, бисов сын! — крикнул мужской голос. Стук падающего тела, отчаянный вопль старухи!..
Шимон заметался по комнате, остановился… подскочил к стулу и, сорвав с него пиджак, выпрыгнул в окно.
— Гей, держи! — заулюлюкали на улице. Грохнул выстрел.
Шимон присел, вскочил, снова присел… прополз в дыру под плетнем и бросился к лесу. Он добежал до опушки, рухнул в траву. Гудело в ушах и, распирая ребра, колотилось сердце! Спокойней, спокойней… Никто не гонится за тобой… Натянул пиджак, обхватил руками колени… Лай стихал…
Что это? Кажется, совсем рядом запел низкий женский голос, умолк, начал снова… Ну, конечно, где-то играет граммофон! Сукины дети веселятся. Надо что-то предпринять… Но что? Подкрасться к дому и выманить Руфь? Да-да, Руфь? Если в словах Давидки есть хоть какая-то правда… Подойти со стороны реки. Там косогор и можно укрыться…
Он спустился к реке; пробежав вдоль берега, увидел на пригорке мерцающие огни. Царапая руки, спотыкаясь, полез по косогору вверх. Дополз, выглянул из кустов: прямо перед ним светились окна столовой, кричали возбужденные голоса. И, перекрывая их, хрипел и срывался, и снова принимался за свое — женский голос… Перед домом в косом свете окон угадывались крупы коней, тлел огонек цигарки. Не подобраться!
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Елена Девос – профессиональный журналист, поэт и литературовед. Героиня ее романа «Уроки русского», вдохновившись примером Фани Паскаль, подруги Людвига Витгенштейна, жившей в Кембридже в 30-х годах ХХ века, решила преподавать русский язык иностранцам. Но преподавать не нудно и скучно, а весело и с огоньком, чтобы в процессе преподавания передать саму русскую культуру и получше узнать тех, кто никогда не читал Достоевского в оригинале. Каждый ученик – это целая вселенная, целая жизнь, полная подъемов и падений. Безумно популярный сегодня формат fun education – когда люди за короткое время учатся новой профессии или просто новому знанию о чем-то – преподнесен автором как новая жизненная философия.
Ароматы – не просто пахучие молекулы вокруг вас, они живые и могут поведать истории, главное внимательно слушать. А я еще быстро записывала, и получилась эта книга. В ней истории, рассказанные для моего носа. Скорее всего, они не будут похожи на истории, звучащие для вас, у вас будут свои, потому что у вас другой нос, другое сердце и другая душа. Но ароматы старались, и я очень хочу поделиться с вами этими историями.
Православный священник решил открыть двери своего дома всем нуждающимся. Много лет там жили несчастные. Он любил их по мере сил и всем обеспечивал, старался всегда поступать по-евангельски. Цепь гонений не смогла разрушить этот дом и храм. Но оказалось, что разрушение таилось внутри дома. Матушка, внешне поддерживая супруга, скрыто и люто ненавидела его и всё, что он делал, а также всех кто жил в этом доме. Ненависть разъедала её душу, пока не произошёл взрыв.