Виноградники ночи - [59]

Женщина приоткрыла створку.

— Извините, — сказал Марк и впрыгнул в комнату

— Я вас узнала. Вы ведь знакомый Ривы?

Она едва доходила ему до плеча. Полная, уютная в своем байковом халате.

— Можно сказать и так. Я должен увидеться с ней.

— Ну конечно! Срочное дело!

Это было сказано хоть и с иронией, но без раздраженья.

Марк улыбнулся.

— Она дома?

— Да…

Помедлила, склонив голову; словно прислушивалась.

— Пойдемте, я провожу вас.

И повела его по светлой дорожке, протянувшейся из приоткрытой двери. Свернула в едва заметный проход, еще один поворот — и вот уже в прямоугольнике света — женская фигура, возникшая на пороге.

— Мина, это ты?

— К тебе гость.

— Кто? А… Это вы! Как романтично…

— Надо поговорить.

— Очень хорошо.

— Я тебе нужна? — проговорила Мина, — может быть, приготовить чай?

— Нет, — сказал Марк. — Я скоро уйду.

— Ты же видишь, у нас деловое свиданье, — Ребекка посторонилась, пропуская Марка в комнату.

— Хотелось бы верить… — сказала Мина в пустоту, поскольку дверь захлопнулась.

(Мина вернулась к себе. Прикрыла створку окна. Снова взялась за книгу).

— Хорошо, что пришли. Я сама хотела встретиться с вами. Да садитесь же!

И Марк опустился на мягкий, обитый пунцовым бархатом стул.

Ребекка была в длинном китайском халате, перехваченном широким поясом с кистями. Села напротив на маленький диван с резной полированной стенкой, потянулась за портсигаром.

— Вы курите?

— Бывает… Но у меня есть свои.

— Как хотите.

Вытащила длинную сигарету, щелкнула зажигалкой.

— Вас не раздражает мой буржуазный уют?

— Ну… если он не мешает делу…

Улыбнулась уголками губ, но глаза настороженно-холодны.

— Считайте, что это маскировка.

— Похоже, вы здесь в Иерусалиме научились маскироваться!

Рука с сигаретой застыла на полдороге.

— Что вы имеете в виду?

— Операцию нужно отложить.

— Опять? Люди не поймут! Сколько можно сидеть без дела!

Затянулась сигаретой, скрестила ноги. Атласный, туго натянутый чулок.

— Мне не нужны напрасные жертвы. Вы заметили, что охрана полицейского управления после ликвидации этих троих значительно усилилась?

Кивнула головой.

— Пригнали еще один батальон. По пять человек — у центрального входа. Трое — у бокового. И так — круглые сутки. Меняются каждые три часа. Вооружены автоматами. По два боевых комплекта. Плюс гранаты. Пулеметы на крыше — с левого и правого крыла здания. Дополнительный прожектор над центральным входом.

— Прекрасно! Но откуда такая точность?

— Я видела документы… Простите, вы так и будете сидеть в шляпе?

Поднял на нее рассеянный взгляд.

— Атака приведет лишь к бессмысленным жертвам…

— Это уж ваше дело. И Руди.

— Я не могу доверять этому Руди.

Ткнула сигаретой в дно пепельницы.

— Что, тоже слишком буржуазен?

— Вы бывали у него дома?…

— Да. И не вижу в этом ничего предосудительного. Так чем же вам не угодил Руди?

— Он ведет себя слишком нервно.

— У вас есть серьезные основания?

— Я закинул удочку, и он — дернулся. Хотя мог просто встретиться со мной.

— Этого недостаточно для окончательных выводов.

— Все неприятности начались после того, как он возглавил отряд. Вспомните Цви.

Щелчок зажигалки. Струйка серого дыма. Пристальные холодные глаза.

— А мне вы доверяете?

Улыбнулся.

— Я и себе доверяю лишь раз в месяц!

Поднялась. Прошла мимо Марка к секретеру.

Приторно-сладкий запах духов. Открыла ящичек, протянула Марку лист бумаги.

— Что это?

— Банковский код. Я нашла его у нашей служанки Христи. По-видимому, случайно завалился за белье. Она была любовницей Феодора. Христя умерла две недели назад в родах. Перед смертью покаялась Мине, что это она убила во время пьяной ссоры Феодора. И сказала, что те самые бумаги, которые он дал ей на сохраненье, спрятала у него в доме.

— Какой бурный роман! Действительно, были документы…

— Так вы знаете?

— Оказался однажды случайным свидетелем… И впрямь, похоже на код. Банк. Номер ячейки… Только очень уж далеко. Цюрих!

— Ничего. Доберутся, если надо.

— Не сомневаюсь. Только вот — кто? Вряд ли ячейка открыта на предъявителя… Это слишком опасно… Ладно, будет время — разберемся!

Сложил листок, засунул в нагрудный карман.

(Мина отбросила книгу, подошла к окну. Как одиноко и холодно в осеннем Иерусалиме! Проехала машина, ослепив фарами; в прозрачно-звонком воздухе — обрывок разговора, стихающий цокот каблучков, словно вздуваются и лопаются пузыри на поверхности ночи. И где-то там, в комнате у рынка, этот человек… Так и не решилась зайти к нему… Села в кресло, снова потянулась за книгой).

— Только вот не могу понять…

— Что?

Опустилась на диван, плотно сдвинув ноги, выпрямив спину.

— Не понимаю… Вам-то зачем все это нужно?

— Что вы имеете в виду?

— Зачем вам участвовать в наших делах? Не хватает острых ощущений?

— Напряглась, нервно сжала пальцы рук — так, что проступили белые пятна.

— Я пережила погром… Гостила в то лето у дяди в местечке под Вильно… Убили всю его семью. Одна я спаслась… Но вам этого не понять!

— Почему же… Это, действительно, ужасно.

— У вас, родившихся здесь, уже нет этого страшного ощущения полной беззащитности и униженности… Я должна избавиться от этого чувства, я не могу с ним жить!

И — уже тише:

— Скажите, вы, действительно, мне не доверяете?