Вино в потоке образов. Эстетика древнегреческого пира - [18]

Шрифт
Интервал


КИКЛОП:

Тра-ла-ла да тарам-барам,
Что за пиво,[149] что за варка…
Мой живот, ей-ей, товаром…
Полон доверху, как барка.
Эх ты, травка моя, травка,
Хорошо на травке спится,
Я ж кутить иду к киклопам…
Эй, почтенный… дай напиться… […]

ОДИССЕЙ:

Послушай нас, Киклоп, ведь этот Вакх,
Которым я поил тебя, нам близок.

К.:

Постой… А Вакх какой же будет бог?

О.:

Сильнее нет для наших наслаждений.

К.:

Да, отрыгнуть его… и то добро.

О.:

Такой уж бог, что никому не вреден.

К.:

Забавно: бог, а сам живет в мешке!

О.:

Куда ни сунь его, на все согласен.

К.:

А все ж богам не место в кожах жить!

О.:

Вот как… А сам? Тебе неловко в коже?…

К.:

Черт с ним, с мешком… Нам было бы винцо![150]

В контексте этой шутки Дионис обретает форму; бурдюк становится кожей бога, в честь которого на второй день Дионисий отмечают праздник Асколий: как говорят античные комментаторы, во время него было принято прыгать на бурдюк, поджав одну ногу.[151] Глагол askoliazo имеет две различные этимологии: если связывать его со словом skele (нога), он означает «хромать», «ходить на одной ноге» – этой интерпретации придерживаются сегодня; но уже начиная с античности этот глагол сближали со словом askos (бурдюк), и эта народная этимология, вероятно, привела к тому, что с бурдюком стали играть: смысл игры состоит в том, чтобы удержаться на этом кожаном, круглом как шар предмете, вдобавок еще и скользком, потому что его смазывали жиром – и задача усложнялась вдвойне.[152]


50. Краснофигурная чаша; т. н. художник Евергида; ок. 510 г.


51. Краснофигурная чаша; т. н. художник Шёрлеера; ок. 510 г.


52. Краснофигурная чаша; т. н. художник Эпелия; ок. 510 г.


Упражнения такого рода представлены на ряде сосудов. На медальоне одной чаши, сохранившейся во фрагментах [50],[153] юноша сидит на корточках на бурдюке внушительных размеров и пытается на нем удержаться. Иногда на бурдюке сидят верхом, как, например, этот эфеб [51 а],[154] который использует рог для вина как охотничий рожок; это пародия на призыв к вступлению в бой, где вместилище для несмешанного вина – бурдюк – используется всадником, дающим сигнал к сбору, в качестве верхового животного; в этом изображении пародируется настоящий воин, расположенный на оборотной стороне чаши: он снаряжен щитом и трубит в настоящую трубу [51 b]. Эти два изображения, соседствующие на внешней стороне одной и той же чаши, – характерный пример той игры смыслами, которая всегда возможна между внешним миром и миром симпосия.


53. Краснофигурный канфар; т. н. художник Бригоса; ок. 480 г.


54–55. Краснофигурная чаша; ок. 500 г.


На другой чаше [52][155] показаны еще более сложные упражнения. Восьмеро юношей, почти все украшенные гирляндами, перекинутыми через грудь, резвятся, разделившись на две группы по четыре человека. Слева на земле лежит эфеб, а на нем стоят двое его товарищей, один опирается на его правое колено, а другой на правый локоть и на голову; эти двое эфебов находятся один напротив другого, и каждый всем корпусом отклонился назад – таким образом они составляют не человеческую пирамиду, а некое сооружение из балансирующих и напряженных тел, к которому приближается – чтобы тоже стать частью этого строения? – четвертый эфеб. Справа двое других суетятся вокруг примитивной по своей конструкции тележки, которую тащит третий эфеб. На тележке везут бурдюк, привязав его веревками к дышлу, а на бурдюке пытается удержаться четвертый эфеб, но не оседлав его, а свободно на нем балансируя. В обоих случаях эти буйные игры требуют от участников одновременно и силы, и ловкости; в целом это изображение демонстрирует коллективную эфебическую отвагу в рамках комоса, который продолжается на обратной стороне сосуда, вокруг стоящего на земле кратера.

В любом случае из этих нескольких примеров со всей очевидностью следует, что речь здесь идет об упражнениях на ловкость и умение держать равновесие. В этой игре с бурдюком – askoliasmos’e – происходит что-то вроде замещения; теперь не вино ударяет в голову и валит пирующего с ног, эту функцию выполняет вместилище для вина. Вся ловкость теперь направлена на то, чтобы приноровиться к подвижной, округлой и скользкой поверхности, сохранить собственное равновесие – asphaleia – и не упасть. В этом упражнении задействуется основное свойство бога, в честь которого оно исполняется. Ведь Дионис – это тот, кто выпрямляет, orthos, как указывает Филохор:

Филохор пишет [FHG.I.387], что первым разбавил вино водой афинский царь Амфиктион, переняв это искусство от самого Диониса. И когда, начав пить разведенное вино, люди выпрямились, – потому что прежде, удрученные несмешанным питьем, они ходили сгорбившись, – то в святилище Гор, которые взращивают плоды виноградной лозы, они воздвигли жертвенник Дионису Прямому (orthos).[156]

Дионис еще и тот, кто заставляет спотыкаться, кто мешает идти прямо, держаться на ногах, тот, кто ударяет в ноги, Дионис Сфалеот, или Подсекатель, Сфалт.[157] Игра askoliasmos, в которую с таким азартом вовлечены пирующие юноши, является знаком почитания Диониса, хозяина как чистого, так и смешанного вина, управляющего также и равновесием, и устойчивостью, и падением.


Рекомендуем почитать
Освобождение Донбасса

Небольшая книга об освобождении Донецкой области от немецко-фашистских захватчиков. О наступательной операции войск Юго-Западного и Южного фронтов, о прорыве Миус-фронта.


Струги Красные: прошлое и настоящее

В Новгородских писцовых книгах 1498 г. впервые упоминается деревня Струги, которая дала название административному центру Струго-Красненского района Псковской области — посёлку городского типа Струги Красные. В то время существовала и деревня Холохино. В середине XIX в. основана железнодорожная станция Белая. В книге рассказывается об истории этих населённых пунктов от эпохи средневековья до нашего времени. Данное издание будет познавательно всем интересующимся историей родного края.


Хроники жизни сибиряка Петра Ступина

У каждого из нас есть пожилые родственники или знакомые, которые могут многое рассказать о прожитой жизни. И, наверное, некоторые из них иногда это делают. Но, к сожалению, лишь очень редко люди оставляют в письменной форме свои воспоминания о виденном и пережитом, безвозвратно уходящем в прошлое. Большинство носителей исторической информации в силу разнообразных обстоятельств даже и не пытается этого делать. Мы же зачастую просто забываем и не успеваем их об этом попросить.


Великий торговый путь от Петербурга до Пекина

Клиффорд Фауст, профессор университета Северной Каролины, всесторонне освещает историю установления торговых и дипломатических отношений двух великих империй после подписания Кяхтинского договора. Автор рассказывает, как действовали государственные монополии, какие товары считались стратегическими и как разрешение частной торговли повлияло на развитие Восточной Сибири и экономику государства в целом. Профессор Фауст отмечает, что русские торговцы обладали не только дальновидностью и деловой смёткой, но и знали особый подход, учитывающий национальные черты характера восточного человека, что, в необычайно сложных условиях ведения дел, позволяло неизменно получать прибыль и поддерживать дипломатические отношения как с коренным населением приграничья, так и с официальными властями Поднебесной.


Астраханское ханство

Эта книга — первое в мировой науке монографическое исследование истории Астраханского ханства (1502–1556) — одного из государств, образовавшихся вследствие распада Золотой Орды. В результате всестороннего анализа русских, восточных (арабских, тюркских, персидских) и западных источников обоснована дата образования ханства, предложена хронология правления астраханских ханов. Особое внимание уделено истории взаимоотношений Астраханского ханства с Московским государством и Османской империей, рассказано о культуре ханства, экономике и социальном строе.


Время кометы. 1918: Мир совершает прорыв

Яркой вспышкой кометы оказывается 1918 год для дальнейшей истории человечества. Одиннадцатое ноября 1918 года — не только последний день мировой войны, швырнувшей в пропасть весь старый порядок. Этот день — воплощение зародившихся надежд на лучшую жизнь. Вспыхнули новые возможности и новые мечты, и, подобно хвосту кометы, тянется за ними вереница картин и лиц. В книге известного немецкого историка Даниэля Шёнпфлуга (род. 1969) этот уникальный исторический момент воплощается в череде реальных судеб: Вирджиния Вулф, Гарри С.