Виннету. Сын вождя - [4]

Глубокая печаль всей жизни отразилась вдруг на лице оружейника. Он провел по лбу рукой, словно желая отогнать горе прочь, потом продолжил чуть бодрее:

– Очень жаль, сэр, что при такой физической силе вы корпите только над книгами. Вам следовало бы заняться тренировками!

– А я занимаюсь.

– Боксом?

– Нет, у нас он мало известен. А вот гимнастикой и борьбой…

– А верховой ездой?

– Тоже.

– А фехтованием?

– Даже уроки давал.

– Эй, а не болтаете ли вы?

– Снова проверить хотите?

– Спасибо, хватит! Вообще-то, мне пора работать. Присаживайтесь!

Он вернулся к верстаку, а я последовал его приглашению. Дальнейший разговор оказался весьма односложным, поскольку мысли мистера Генри были заняты чем-то более важным. Внезапно он прекратил работу и спросил:

– А математикой вы занимались?

– Мой любимый предмет.

– Арифметика, геометрия?

– Разумеется.

– А может, и с топографией дружите?

– Дружу. Не раз колесил по окрестностям просто так с теодолитом[7] в руках.

– Вы действительно сумеете провести топографическую съемку?

– Да. Я делал и горизонтальный, и вертикальный план местности, хотя и не берусь утверждать, что мои познания в геодезии достигают профессионального уровня.

– Все это очень похвально!

– Но почему вы об этом спрашиваете, мистер Генри?

– Есть на то причина. Еще узнаете, понятно? Сперва я должен узнать – хм, да, – как у вас со стрельбой.

– Так испытайте меня.

– Обязательно. Не сомневайтесь! Когда у вас занятия?

– В восемь утра.

– Хорошо, приходите в шесть ко мне. Пойдем на стрельбище, где я пристреливаю свои ружья.

– В такую рань?

– Не хочу больше ждать, ибо горю желанием доказать, что вы – настоящий гринхорн. Ну хватит об этом. У меня есть другие дела, поважнее ваших!

Ствол ружья, похоже, уже был готов, и мистер Генри вынул из шкафчика многогранный металлический брусок, после чего начал напильником ровнять его углы. Тут я заметил, что на каждой грани бруска имелись отверстия.

Он так сосредоточился на работе, что, похоже, забыл о моем присутствии. Его глаза блестели, и, когда он время от времени прерывался, чтобы полюбоваться собственным произведением, лицо его светилось истинным счастьем. Сомнений не было: эта металлическая болванка представляла для него большую ценность. Удержаться я не смог и спросил:

– Неужели из этого получится какая-нибудь часть ружья, мистер Генри?

– Конечно, – ответил он, словно только что вспомнил о моем присутствии.

– Но я не знаю ни одной системы оружия с такой составной частью.

– Охотно верю. Система еще только рождается – это будет новое ружье Генри.

– Вот как! Стало быть, изобретение?

– Да.

– Тогда простите мое нетерпение, это ведь пока тайна?

Он еще долго смотрел в каждое отверстие, вертел болванку во все стороны, несколько раз прикладывал ее к задней части только что приготовленного ствола, после чего наконец ответил:

– Да, это тайна. Но вам я ее доверю, потому что вы – хоть и гринхорн до мозга костей! – умеете молчать, если надо. Я вам скажу, что из этого получится: штуцер с двадцатью пятью зарядами.

– Не может быть!

– Спокойно! Я не так глуп, чтобы браться за что-либо невозможное.

– Но тогда где же ваш патронник на двадцать пять патронов?

– Все есть.

– Кажется, штуковина получится довольно большая и громоздкая…

– Хо! Всего лишь один барабан, зато весьма удобный. Он совершенно не мешает. Эта болванка и есть будущий патронный барабан.

– Хм… Я, конечно, слабо разбираюсь в вашем искусстве, но как насчет температуры? Не будет ли перегрева ствола?

– Ни в коем случае! Материал и способ изготовления – мой секрет. Впрочем, зачем выпускать подряд все двадцать пять пуль?!

– Это точно.

– То-то! Из металлической болванки получится отличный барабан. После каждого выстрела барабан вращается и досылает следующий патрон в патронник. Много лет я носился с этой идеей, но ничего путного сделать не удавалось. Теперь, кажется, дело пойдет на лад. У меня уже есть доброе имя, но вскоре обо мне узнают сотни других людей. И я, может быть, заработаю много денег.

– А заодно – и нечистую совесть.

Мистер Генри удивленно взглянул на меня.

– Полагаете, убийца может иметь чистую совесть? – продолжил я, не дав ему опомниться.

– Бог мой! Хотите сказать, что я убийца?

– Пока нет, но…

– Могу им стать, так?

– Да, содействие убийству – не менее тяжкое преступление.

– Придержите язык! Никакому убийству я потакать не собираюсь! Что вы несете?

– Речь идет даже не об одном убийстве, а о настоящей бойне.

– Что? Не понимаю, о чем вы?

– Если всякий сможет купить ваше опасное оружие, вы очень быстро распродадите несколько тысяч таких штуцеров. Ими будут истреблять бизонов, а заодно и всякую дичь, которой и так не хватает индсменам. Сотни и тысячи охотников вооружатся вашими ружьями и ринутся на Запад. Начнется бойня – людская и звериная кровь польется ручьями, и скоро ни одной живой души не будет ни по ту, ни по эту сторону Скалистых гор!

– Черт возьми! – гаркнул он в ответ. – Вы что, в самом деле только что из Германии?

– Да.

– И раньше никогда не были здесь, на Диком Западе?

– Нет.

– Значит, вы – самый настоящий гринхорн, пускающий пыль в глаза, будто он предок всех индейцев и живет здесь тысячу лет! Хотите подшутить надо мной? Даже если бы все было так, как вы утверждаете, мне никогда и в голову не пришло бы открывать оружейный завод для производства ружей. Я живу один, таковым и останусь. У меня нет ни малейшего желания искать постоянные проблемы с сотней-другой рабочих!