Винг - [12]
Неугомонный Алан с ехидными прибаутками сломал его ясеневое копье о ствол дерева, закинул подальше в чащу мечи и колчаны послушников, перерезал тетивы их луков и после этого разрешил всем троим сесть на коней и убраться вон. Обет воина Христа исключал возможность убийства союзников-крестоносцев или насилия над ними. Клинок немца он с сожалением швырнул под ноги владельцу. Меч считался вместилищем души рыцаря, скрыть его утрату немец вряд ли посмел бы, и капитул ордена мог пожаловаться в совет государей и раздуть историю к невыгоде Англии, а без иного оружия побежденный был не опасен. Тевтонец угрюмо подобрал свое опозоренное оружие, поднялся в седло и тронул коня вслед послушникам.
Но когда те исчезли за поворотом, мрачный воин остановился:
— Клянусь! — лязгнул выдернутый снова из ножен громадный клинок. Крестовина рукояти размахом чуть меньше фута воздвиглась распятием над головой немца. — Клянусь на моем униженном мече не знать покоя, пока ваша смерть, английские свиньи, не окровавит его сталь, не смоет темного пятна с имени комтура Тевтонского ордена барона Рейнвольфа фон Штолльберга! Берегитесь, ублюдки, посмевшие оскорбить меня, вам не остаться безнаказанными, я вас найду! Если я не сдержу клятву, пусть дьявол утащит мою душу в ад!
Старый лекарь выпрямился над покойником, потянул с облучка длинный предмет в козьем чехле, шагнул к немцу. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем белесые глаза тевтонца забегали, он опустил голову и ударил коня шпорами.
Поворот скрыл фон Штолльберга. Тишину нарушил голос Алана:
— Ого! Как страшно! Ну, все, я пошел менять штаны…
Глава пятая. Второе предопределение
Топот трех коней затих вдали. Эдвард спешился.
Алан ворчал:
— "Ублюдки"! Молчал бы уж! У самого на щите белая полоса, мать его шлюха! Зря мы их отпустили…
Спасенные приблизились. Не знающие европейских языков сирийцы, выражая признательность, могли только улыбаться и прикладывать ладони к сердцу. Старик с достоинством поклонился друзьям, внимательно их разглядывая. Эдвард снял шлем и откинул со лба влажные волосы. Честное лицо сакса еще больше расположило к нему лекаря.
Он чуть улыбнулся:
— И не знаю, молодые джентльмены, чем я сейчас смогу отплатить за вашу, такую своевременную, помощь, — и снова помрачнел. — Бессердечный железный истукан несомненно постарался бы нас всех отправить на тот свет следом за моим помощником, бедным Григорием. Мерзавцам в плащах с крестами, как волкам в овечьих шкурах, все равно кого резать, была бы добыча.
— Не все же они такие! — не согласился Алан.
— Все! — седобородый решительно кивнул. — Иные, честные и добрые, быстро захлебываются и тонут в болотах алчности и лицемерия, в которые превратились рыцарские ордены. Давно забыты благородные заветы основателей, теперь этих воинственных попов интересуют лишь деньги. Да что о них толковать! Своих же христиан четырнадцать тысяч туркам в рабство продали в Иерусалиме недавно…
— И вот так просто взял и убил, без всякой причины?
— Почему же без причины? — старик покачал головой. — Разбойник понял, что у меня есть деньги, решил завладеть ими и не оставлять ненужных свидетелей, дабы некому было обвинить его в грабеже. По кодексу святого Готфрида Бульонского за насилие над христианами, пусть и не католиками, он мог бы жестоко поплатиться. Сейчас в Палестине главная сила — король Ричард, влияние орденских монахов упало, и эти святоши побаиваются грешить через край.
— Он остановил нас вежливо, как бы для проверки, — продолжал старик, — а узнав, что я еду от предводителя мусульман, сразу сообразил, что есть шанс поживиться. Он внезапно пронзил моего помощника, так что я не успел ему помешать, и, несомненно, хотел убить и всех нас, но его остановило ваше появление.
— Хотел! — усмехнулся Алан. — Думаю, так и убил бы!
— Не столь непременно, как тебе мнится, благородный Алан. Я обычно неплохо могу за себя постоять, — старик горделиво выпрямился. — Но на этот раз, и вправду, начало сложилось не в мою пользу.
Лицо его казалось Эдварду чем-то смутно знакомым, вызывавшем доверие.
Сакс предложил было:
— Может, стоит пожаловаться королю Ричарду на убийцу?
— Эх! Григория этим не воскресишь… — вздохнул старик, — а монахи своего ни за какие коврижки не выдадут. Да и Ричард… сам за горшок с золотом удавится… со временем… — он махнул рукой. — А, пустое, ворон ворону глаз не выклюет! Нет, при возможности я сквитаюсь по-своему!
Алан предостерегающе поднял руку и прислушался:
— Ну-ка тихо!.. Нет, послышалось…
Эдвард понял его опасения, спросил с усмешкой:
— Что, дружище, боишься, что вернутся?
— Да ведь они не встретят обещанных стрелков! И сообразят… Долго ли вызвать подмогу? Прецептория-то рядом…
— Ба! Решат, что роты несколько отстали, — Эдвард весело засмеялся, — а потом уж будет поздно. Да и вообще, я думаю, немцы постараются утаить свой позор. Если братья-тамплиеры узнают об этом казусе, тевтонцев засмеют. Плакала тогда карьера комтура. Да и послушников в рыцари, пожалуй, не скоро посвятят.
— Кстати… Ну, ты и лгун, сквайр! Наплел — стрелки, Меркадэ…
— А сам ты, Ал! Где ты видел, чтоб так сражались на турнирах? За такой удар тебя бы прокатили верхом на собственном копье…
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Биологическое оружие пытались применять еще в древнем Риме, когда при осаде городов за крепостные стены перебрасывались трупы умерших от чумы, чтобы вызвать эпидемию среди защитников. Аналогичным образом поступали в средневековой Европе. В середине 1920-х, впервые в мире, группа советских бактериологов приступило к созданию биологического оружия. Поздним летом 1942 года оно впервые было применено под Сталинградом. Вторая попытка была в 1943 году в Крыму. Впрочем, Сталин так и не решился на его масштабное использование.
В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.
Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.