Вильям Гарвей - [5]

Большинство народных движений в тот период принимало характер оппозиции к официальной религии.

Положение крестьян — основного населения страны, — которое и так было плачевным, в результате реформации еще больше ухудшилось. Помещики и прежде сгоняли крестьян с земли, превращая пашни в пастбища, — это было выгодней: шерсть нарасхват раскупалась растущей ткацкой промышленностью. Теперь крестьян сгоняли и с земель, принадлежавших прежде церквам и монастырям. Бродяжничество и преступность выросли до невиданных размеров. Правительство пыталось бороться с ними, вводило самые жестокие наказания, вплоть до смертной казни.

«Отцы теперешнего рабочего класса были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их насильственно превратили в бродяг и пауперов» (К. Маркс, Капитал, т. 1, стр. 738).

Но ничего не помогало. Дороги кишели нищими и бродягами, и невозможно было определить, кто тут занимается только попрошайничеством, а кто добывает себе средства к существованию более энергичным путем.

Убедившись, что одними наказаниями не обойдешься, правительство вынуждено было прибегнуть и к другим мерам.

Преемница Генриха VIII, сестра его Елизавета, царствовавшая до 1603 года, издала закон, предписывающий установить для сельских рабочих, нанимающихся к помещику, «справедливую заработную плату». Плату устанавливали мировые судьи с помощью эксперта. И те и другие избирались из крупных землевладельцев, арендаторов или зажиточных крестьян, нисколько не заинтересованных в действительно справедливых ставках для батраков. Повышение оплаты труда, таким образом, искусственно тормозилось, положение сельских рабочих еще более ухудшилось. Неудивительно, что они вынуждены были сниматься с насиженных мест и бродить по стране, разбойничать и красть, вопреки всем грозным законам.

Немногим лучше жили в «веселой» Англии и мелкие арендаторы, вынужденные искать подсобных заработков, чтобы обеспечить себе мало-мальски приличное существование.

На следующей ступени благополучия стояла группа крестьян-собственников. Но их становилось все меньше и меньше, так как со временем они попадали под власть скупщиков, городских ростовщиков и богатых помещиков.

И над всем этим — местный магнат — барон, граф или герцог, обласканный королем и возглавляющий всю общественную жизнь округи.

Неблагополучно обстояло дело с сельским хозяйством в тогдашней Англии. Снабжение страны сельскохозяйственными продуктами, по мере развития городов, все ухудшалось.

Промышленность к тому времени занимала уже видное место в экономике страны. Ткацкая, железоделательная, рудная, судостроительная, каменноугольная — ее отрасли хотя и находились на разных уровнях, проявляли неуклонную тенденцию к быстрому развитию. Но зародившийся одновременно с ремесленной буржуазией ремесленный пролетариат — те же крестьяне, пришедшие в город на заработки, — мало чем отличался от сельскохозяйственного. Рассыпанный во множестве мелких мастерских, не порвавший связи с землей, он еще не сложился в самостоятельный класс.

И ремесленная буржуазия и ремесленный пролетариат беспощадно эксплуатировались и подавлялись новой народившейся буржуазией — торговой.

Торговая буржуазия, купцы объединялись в гильдии, охватывающие всю данную отрасль промышленности и торговли. Гильдия управлялась советом старейшин, который разрешал споры между отдельными ее членами и между ремесленными мастерскими, входящими в ее состав. Оттеснив на задний план мастеров, купцы завладели в гильдии главными ролями; чем богаче был купец, тем большим влиянием пользовался он в своей гильдии, будь то в самом Лондоне или в небольшом городке любого графства.

Собственно, настоящим городом был тогда только Лондон. Маленькие же города, или, точнее, большие поселки, были разбросаны по всей стране. Располагались они в каком-нибудь графстве, часто неподалеку от замка местного владыки, и представляли собой нечто среднее между городом и деревней.

И почти в каждом из них имелись свои гильдии.

В одном из таких городков — Фолькстоне — в графстве Кент, на берегу Ла-Манша, первого апреля 1578 года один из уважаемых членов купеческой гильдии, Томас Гарвей, праздновал важное и радостное семейное событие: жена Томаса — Джоанна, урожденная Гальке — в это теплое весеннее утро родила ему первенца-сына.

Мальчика назвали Вильямом.

Куда веди дороги из Фолькстона

Семья была дружной, зажиточной, а вскоре стала и многочисленной: дети рождались один за другим, и в конце концов Вильям очутился в компании трех сестер (старшая от первого брака отца) и шестерых братьев.

Уважение к старшим и друг к другу, честность, внимание, готовность прийти на помощь слабому, бескорыстие и скромность — вот те моральные черты, которые Томас Гарвей и его жена прививали своим детям.

Глава семьи подавал пример остальным; человек честный и благородный, энергичный и умный, он нажил значительное состояние и был уважаем окружающими. Дело свое он поставил широко, вел крупную торговлю с Константинополем, Левантом и другими странами, снаряжал суда и экспедиции, общался с широким кругом людей.

Всем своим детям Томас Гарвей дал хорошее образование, всех вывел в люди.