Вилы - [22]

Михайло-Архангельский собор в Уральске, который взрывали пугачёвцы

14 марта со стороны Чагана в «транжемент» прилетел бумажный змей с письмом Пугачёва. Симонов прочитал послание и спокойно отметил в гарнизонном журнале: самозванец «угрожал зверояростию своею проклятою злобою». Вместо ответа «транжемент» бахнул из пушки. Пугачёв молча принял это и утром уехал.

«Транжемент» простоит в осаде ещё месяц, до подхода войск генерала Павла Мансурова. Осенью того же года Пугачёв снова увидит треснувшую колокольню Михайло-Архангельского собора: Пугачёва привезут в Яицкий городок связанного. А грубиян Симонов после пугачёвщины станет обер-комендантом губернского Белгорода и бригадиром.

Атаманская дочка

Казаки желали сами верховодить бунтом, но Пугачёв набирал собственную силу. Разный мятежный народ, что приходил под Оренбург в Бёрды, не знал, кто в бунте первый, и служил не казакам, а самозванцу – то есть, Пугачёву. Емельяна следовало покрепче привязать к казачьему интересу. Для этого казаки решили женить Пугачёва: будто подменить царский венец брачным.

В жёны Емельяну яицкие хитрецы подобрали молоденькую девку Устинью Кузнецову. Её отец, отставной казак Пётр Михалыч, бунтовал в 1772 году и многим важным людям Яика приходился роднёй. Такой не предаст и проследит за новым зятем. Пётр Михалыч согласился с планом.

Емельян не был парнем, который женится по указке батюшки, но сейчас замысел казаков пришёлся ему по руке. К Оренбургу приближались войска князя Голицына, и Емельян тоже хотел породниться с казаками, чтобы те не выдали его князю, спасая свои головы. Пугачёв приехал в Яицкий городок брать «транжемент», а в доме Петра Михалыча ему приготовили смотрины Устиньи и сразу устроили сватовство.

Здесь неизвестно, кто кого переиграл: казаки – Пугачёва, или наоборот. На венчании не супруги клялись в верности друг другу, а вся свадьба клялась в верности бунту. Мрачный получился праздник. По степям свистела пурга, рвала на клочья дымы из печных труб. Пьяный городок пел и плясал – воистину, «последний раз гуляем». А посреди городка молча вздымались обледеневшие валы осаждённой крепости. Там люди умирали от голода, а здесь брага текла по усам.

Крепость Корела

Низкую горницу освещали церковные свечи, а собор стоял за куртиной, и с коренастой колокольни чугунная пушка целилась в снежную крышу кузнецовского дома. Вместо венчального благовеста – картечный визг. Губы невесты холодны, как крест, который целуют перед казнью. И весёлые гости тотчас растерзают жениха, если он поступит по-своему или перестанет побеждать.

Невеста сидела, опустив глаза. С какой стороны ни глянь, жених уже был женат. У казака Емельяна была супруга Софья, у царя Петра Фёдорыча – супруга Екатерина. Но Пугачёв объявил, что десять лет живёт с Катеринкой порознь, а по-божески хватает и семи годов, чтобы считаться разведённым. И потом произвёл сестру Устиньи и её подружек во фрейлины и статс-дамы.

Емельян Пугачёв не был подлецом. Он взял от Устиньи то, что ему навязали, но ничего лишнего. Отношения Емельяна с Устиньей, похоже, сложились отчуждённо-сдержанные. Когда в марте Пугачёв ушёл из Яицкого городка отражать атаку князя Голицына, Устинья осталась в отцовском доме. Больше она не увидит супруга: её арестуют в апреле, когда Емельян укроется в Башкирии.

Женитьбу «царя» народ расценил как признание в самозванстве. Простые казаки считали, что до свадьбы Пугачёв «воевал счастливо». Дескать, войска князя Голицына тоже сдались бы ему, как все прочие, но солдаты узнали про женитьбу – и поняли, что Пугачёв не Пётр Фёдорыч: от живой жены не женятся. Капитуляции теперь не жди.

У казаков Устинья будет виновата в разгроме. У мужа Емельяна – в смерти Татьяны Харловой. У государыни Екатерины – в самозванстве. У бога – в обмане венчания. Судьба атаманской дочки окажется не лучше судьбы капитанской дочки. И эта судьба не дозволит Устинье пожаловаться хотя бы одним словечком.

Пугачёвщина разметалась по времени и пространству. Далёкая от Яика Прибалтика помнит мучеников мятежа, и суровая крепость Корела, построенная при Иване Грозном, – тоже участница великого бунта

Власть не пощадит ни «царского тестя», ни «царицу-казачку». Пётр Михалыч умрёт в оренбургской тюрьме, а Устинью сошлют в крепость Кексгольм, в древнюю Корелу. Всю свою безрадостную жизнь Устинья проведёт на холодной Ладоге в одном каземате с Софьей Пугачёвой.

Каземат семьи Пугачёва в крепости Корела

Через много лет после смерти Устиньи по Яику вдруг прошелестит слух, что в Кексгольме Устинья родила от Пугачёва сына. Ребёночка забрала Екатерина и «подарила» его какому-то бездетному королю, чтобы унаследовал престол. Эта наивная сказка – жалкая попытка народа переиграть печальную историю несправедливости по-хорошему.

Осада Оренбурга

Нынешний Оренбург – большой степной город, подпоясанный неширокой тёплой рекой и продутый горячими ветрами. Он весь в пыльной зелени, чуть смуглый от загара, ненавязчиво-многоэтажный, разнообразный лёгкой азиатской пестротой. Он с достоинством изжил в себе травму бунта и ничем не похож на Оренбург образца 1774 года.