Вилла загадок - [126]

– Договорились, – ответил смущенный Коста.

– Вот и хорошо. – Его напарник уже улыбался, отчего выглядел чуточку моложе и еще страшнее.

– Что ты имел в виду, когда сказал, что будешь со мной рядом? – спросил Коста. – Я думал, ты возвращаешься в "нравы", на руководящую работу.

Перони еще раз взглянул на распускающийся розовый бутон, отщипнул его двумя пальцами и вставил в петлицу.

– Ты не поверишь. Этот подонок Буччи, которого я тогда хорошенько отмутузил на Черки, подал на меня жалобу. Он может и в суд подать. На жестокость полиции. Просто поразительно! Впервые в жизни я ударил человека на службе, причем бандита и убийцу. После этой истории с проституткой меня хотели вообще выкинуть на улицу. Но тут в дело ввязался Лео и начал на всех орать. По крайней мере я так думаю. Мне-то он не сказал ни слова.

– Так это хорошо или плохо? – не мог понять Коста. – То, что ты остаешься со мной?

– Для меня хорошо, – сказал Перони. – Я остаюсь на службе, да еще с напарником, которого могу терпеть. А для тебя?

Коста пожал плечами:

– Мне нужно немного подумать.

– Господи! – ахнул Перони. – Ты что, будешь анализировать все, что происходит на этой планете, до тех пор, пока она не взорвется? Все обстоит так, как оно есть. Я ничего не в состоянии изменить. Тогда к чему напрягаться?

Коста захохотал.

– Твое чувство юмора явно прихрамывает, – пробурчал Перони. – Мы, деревенские, не понимаем таких тонкостей.

– Прости, Джанни. Прости. А как там твоя жена? Как идут дела в этом отношении?

– В эти выходные мы с ней встречались, – отвел глаза Перони. – Мне пришлось съездить домой на похороны. Она хотела помириться, но... Знаешь, я научился у вас одной вещи – признавать, что мертвые мертвы. А этот брак уже умер. Насколько смогу, постараюсь, чтобы дети не пострадали. – Его изуродованное лицо оставалось непроницаемым.

– На похороны?

– Ну да. Того старого полицейского. Пластического хирурга-любителя из Тосканы. – Перони указал на свои шрамы. Коста с удивлением обнаружил, что уже полностью к ним привык. – Того милого парня, который сделал со мной вот это.

– И ради него ты ездил домой? – удивился Коста.

– Господи, Ник! – засмеялся Перони. – Паршивые мы с тобой детективы. Ты разобрался в этом не лучше меня, хотя, конечно, времени у тебя было поменьше. Он был моим родителем. Он меня зачал. Половина моих генов – от него. Он... черт побери, даже сейчас мне трудно произнести это слово. В общем, он был моим отцом. Вот. Думаю, то, что моя мама должна была его ублажать, входило в условия работы в том баре. Кто знает?

Коста посмотрел на своего напарника. Он всегда считал Джанни Перони стальным человеком, невосприимчивым к мирским трагедиям. Теперь он понимал, что так только казалось.

– Когда ты это узнал? – спросил он, уже предполагая ответ.

– Сразу после Рождества. Когда обнаружилось, что его печень подняла руки вверх и сдалась. Он хотел последний раз меня увидеть. Ну, я поехал, и знаешь, что выяснилось? Что все дело было в нем, а вовсе не во мне. Он пытался объяснить, что, когда переделывал мне лицо, в этом не было ничего личного. Он просто выбивал из себя чувство вины, которое испытывал из-за того, что стал отцом незаконнорожденного ребенка. Ну вот, я как полный дурак пролил вместе с ним несколько слезинок, а меньше чем через сутки нарушил правило, которого придерживался всю жизнь, и завалился в койку с той чешской проституткой – потому что... ну... а почему бы и нет?

Перони задумчиво поднес к изуродованным губам свою большую руку.

– Между прочим, ты не прав насчет Терезы. Я это чувствую.

– Но... – Косте хотелось задать так много вопросов.

– Тсс! – прервал его Перони, глядя на приближающегося к ним высокого человека. Затем он взглянул на Косту: – Все, что я только что сказал, – строго между нами, Ник. За пределами моей семьи никто не знает этот маленький секрет. И никто не узнает. Ты немного облегчил мою ношу, если захочешь, я облегчу твою – до тех пор, пока не вернусь к своему истинному призванию, а ты не станешь моим водителем. С этого момента я вряд ли стану с тобой разговаривать, поскольку между нами начнется классовая война.

– Не могу дождаться этого дня, – засмеялся Коста.

– Вот и хорошо. Что еще важнее – теперь, когда мы оба вернулись на службу, нам придется принять на себя груз одной старой проблемы Лео. А это очень тяжкий груз.

Фальконе уже звал их к себе. Он был в своем лучшем костюме и держал в руках букет из роз и гвоздик.

– Ох уж эти больничные посещения! – Перони тронул крошечную розу в петлице. – Как можно их не любить?

* * *

Ракеле д'Амато сидела в постели в своей отдельной палате. На ней была белая шелковая рубашка, разорванная на правом рукаве, чтобы дать место гипсовой повязке, простыни были подтянуты к груди. В верхней части лба все еще виднелись следы большого синяка. Под взглядами стоявших у двери Косты и Перони, Фальконе осторожно поцеловал ее в щеку, преподнес небольшую золоченую коробку с шоколадками, а затем сменил в стоявшей возле кровати вазе старые цветы на свои, которые принес.

– Вот. – Он передал увядшие лилии и гладиолусы Перони, который, скривившись, опустил их в мусорную корзину в углу палаты.