Вилла Рубейн. Остров фарисеев - [29]

Прекратилось полыхание на востоке, но верхушки лиственниц еще окружал трепетный ореол, а горные пики горели янтарем. И вдалеке повсюду виднелись узенькие полоски речек, полоски снега, полоски влажной зелени, блестевшие, как осенняя паутина.

— Дайте-ка я обопрусь на вашу руку, мистер Гарц, — позвал мистер Трефри. — Хочется немного размяться. Когда ноги не держат, это не так-то приятно, а?

Поставив ногу на землю, он застонал и сдавил плечо молодого человека, как тисками. Немного погодя он опустился на камень.

— «Теперь все прошло!» — как говорила Крис, когда была маленькой; ну и характерец же у нее был — падает на пол, брыкается, визжит! Но и успокоить легко было. «Поцелуй! Возьми на ручки! Покажи картинки!» Просто удивительно, как Крис любила смотреть картинки! — Мистер Трефри взглянул на Гарца с подозрением, а потом приложился к фляге. — Что бы сказал доктор? Виски в четыре утра! Что ж! Слава богу, что врачи не всегда с нами.

Он сидел на камне, прижав одну руку к боку и запрокидывая флягу другой. — весь серый с головы до ног.

Гарц опустился на соседний камень. Он еще не окреп после болезни, и его тоже доконали волнение и усталость. Голова закружилась, он помнил только, как деревья зашагали к нему, потом от него, все желтые до самых корней; все крутом казалось желтым>, даже собственные ноги. Напротив кто-то подпрыгивал, серый медведь… в шляпе… мистер Трефри! Он закричал «Э-эй!», и серая фигура упала и исчезла…

Когда Гарц пришел в себя, чья-то рука лила ему в рот виски, а на лбу лежала мокрая тряпка; храпение и стук копыт показались ему знакомыми. Рядом неясно вырисовывался силуэт мистера Трефри, который курил сигару и бормотал: «Это подлость, Пауль… скажу тебе откровенно!» Потом словно кто-то отдернул занавес и все стало отчетливо видно. Экипаж катил между домами с почерневшими крышами разной высоты, мимо ворот, из которых выходили козы и коровы с колокольчиками на шеях. Черноглазые мальчишки, а иной раз и сонные мужчины, сжимавшие в зубах длинные вишневые чубуки трубок, сторонились, давая им дорогу, и долго смотрели вслед.

Мистер Трефри, по-видимому, почувствовал себя лучше; словно рассерженный старый пес, он поглядывал по сторонам. «Моя кость, — казалось, говорил он. — Пусть только кто-нибудь попробует отнять ее!»

Промелькнул последний дом, освещенный утренним солнцем, и экипаж, оставляя за собой хвост пыли, снова въехал в лесной полумрак по дороге, рассекавшей чащобу мшистых скал и мокрых стволов, сквозь которые не могло еще пробиться солнце.

Доминик с видом человека, знававшего лучшие дни, сварил кофе на спиртовке.

— Завтрак подан! — сказал он.

Лошади прядали ушами от усталости. Мистер Трефри сказал им с грустью:

— Если уж я могу это выдержать, то вы и подавно сможете. Вперед, вперед, красавицы!

Но как только сквозь деревья пробилось солнце, силы мистера Трефри снова иссякли. Он, по-видимому, очень страдал, но не жаловался… Наконец путники достигли перевела, и им в глаза ударил ослепительный свет.

— Пошевеливайтесь! — закричал мистер Трефри. — Скоро конец пути.

И он дернул вожжи. Лошади вскинули головы, и голый перевал, окруженный острыми вершинами, вскоре остался позади.

Миновав дома на самой верхней точке, лошади пошли рысцой и вскоре стали спускаться по противоположному склону. Мистер Трефри остановил их на том месте, где на дорогу выходила вьючная тропа.

— Это все, что я могу сделать для вас; нам лучше расстаться здесь, сказал он. — Ступайте вниз по тропе до реки, там поверните на юг и часика через два вы будете в Италии. Сядете на поезд в Фелтре. Деньги у вас есть? Да? Ну, что ж!

Он протянул руку, и Гарц пожал ее. — Отказываетесь от нее, а?

Гарц отрицательно покачал головой.

— Нет? Что ж, посмотрим, чья возьмет! До свидания! Желаю удачи!

И собравшись с силами, чтобы не уронить своего достоинства, мистер Трефри разобрал вожжи.

Гарц заметил, как грузно осела его фигура, когда фаэтон медленно поехал прочь.

XVIII

Обитатели виллы Рубейн бродили по дому, избегая друг друга, словно участники раскрытого заговора. У мисс Нейлор, которая по какой-то непостижимой причине вырядилась в свое лучшее платье, лиловое, с бледно-голубой отделкой на груди, был такой вид, словно она пыталась сосчитать быстро сновавших вокруг нее цыплят. Когда Грета спросила, что она потеряла, то услышала невразумительный ответ:

— Мистера… игольник.

Кристиан с большими темными кругами под глазами молча сидела за своим маленьким столом. Она не спала всю ночь. Герр Пауль, заглянувший в полдень к ней в комнату, посмотрел на нее украдкой и вышел. После этого он отправился к себе в спальню, снял с себя всю одежду, в сердцах пошвырял ее в ножную ванну и лег в постель.

— Будто я преступник! — бормотал он под стук пуговиц, ударявшихся о стенки ванны. — Разве я не отец ей? Разве я не имею права? Разве я не знаю жизни? Бррр! Будто я лягушка!

Миссис Диси велела доложить о себе и вошла, когда он курил сигару и считал мух на потолке.

— Если вы действительно сделали это, Пауль, — оказала она, подавляя раздражение, — то вы поступили очень нехорошо, и, что еще хуже, вы поставили всех нас в смешное положение. Но, быть может, вы этого не сделали?