Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность. Книга завершается финалом, связывающим воедино темы и сюжетные линии, исследуемые на протяжении всей истории. В целом, книга представляет собой увлекательное и наводящее на размышления чтение, которое исследует человеческий опыт уникальным и осмысленным образом.
| Жанр: | Классическая проза |
| Серия: | Голсуорси, Джон. Собрание сочинений в 16 томах №16 |
| Всего страниц: | 167 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1962 |
| Формат: | Фрагмент |
Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16 читать онлайн бесплатно
Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16
( Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах - 16 ) Lit-Classic.Com
В военные годы Голсуорси написал ряд произведений, которые говорят о развитии его сатирического дара. К ним принадлежит книга «Пылающее копье» (1919), высмеивающая тех, кто создает атмосферу военной истерии, и тех, кто является ее жертвой, этюды «Гротески» (1919), где дается сатирическое изображение жизни Англии во время войны, ее политики, культуры и быта. Очень остроумны «Этюды о странностях» (1915) — серия сатирических портретов.
«Пылающее копье» — это книга, полностью разрушающая привычный образ Голсуорси-писателя. История современного Дон Кихота зашкаливает, кажется, все мыслимые пределы. И в то же время, ничего традиционно фантастического в ней нет. Книга странная, отчасти фантасмагоричная. Её можно активно не принимать, но равнодушным она никого не оставит. Прочитайте, и вы откроете для себя совершенно неожиданного Голсуорси.
Джон Голсуорси. Собрание сочинений в 16 томах. Том 16 
ЭТЮДЫ О СТРАННОСТЯХ
ПИСАТЕЛЬ
Каждое утро он просыпался с мыслью: «Не заболел ли я?» Ведь это весьма важно — иметь доброе здоровье. Больной писатель не может выполнять свой творческий долг; в то же время он не может хладнокровно выносить упадка собственного творчества. Но, установив, что болезни ему не угрожают, он спрашивал у жены: «Как ты себя чувствуешь?», — и, пока она отвечала, задумывался: «Да… если события последней главы я подам через субъективное восприятие Бланка, то мне лучше…» И далее в том же духе. Так и не услышав, как себя чувствует жена, он покидал постель и принимался за дело, которое в шутку называл «культом живота»; оно было необходимо для сохранения аппетита и фигуры, и, занимаясь этим делом, он отмечал про себя: «У меня это здорово получается». Но тут же появлялась другая мысль: «Этот субъект из «Парнаса» абсолютно неправ… он просто не понимает…», — и, застыв на мгновение нагишом, с ногами, задранными до верхнего ящика комода, он обращался к жене: «Я считаю, этот субъект из «Парнаса» просто не может понять, что мои книги…» И на этот раз он не пропускал мимо ушей ее энергичного ответа: «Ну, конечно же, не понимает. Он просто идиот».
Затем он брился. Это были минуты наивысшего творческого подъема, и он тут же кровавил себе щеку и издавал тихий стон: теперь придется искать специальную ватку и останавливать кровотечение — жалкая работа, не имеющая ничего общего с полетом гения. И если его жена, воспользовавшись случаем, говорила наконец то, что давно уже хотела сказать, он отвечал, пытаясь понять, о чем это она толкует, и думал: «Ну, началось! Никогда не дают возможности сосредоточиться». Покончив с бритьем, он шел мыться, и некий философский вывод неизменно зрел в нем как раз перед приемом холодного душа, и он останавливался и кричал через дверь: «Видишь ли, я считаю, что высший принцип…» И пока жена отвечала, он, к счастью, вспоминал о необходимости тотчас же подставить еще не остывшее тело под холодный душ, в противном случае может быть нарушено кровообращение, и ее ответ снова не достигал цели. Вытираясь, он мечтательно развивал свои взгляды на сущность мироздания и знакомил с ними жену с помощью фраз, которые он редко доводил до конца, так что отвечать было не обязательно. Когда он начинал одеваться, его мысли принимали несколько иное направление: «Почему я не могу сосредоточиться на своей работе? Это ужасно!» И если у него случайно отрывалась пуговица, он неохотно заявлял об этом, чувствуя, как бесполезно растрачивается его рабочее время. Глядя на сосредоточенное лицо жены, склонившейся над ничтожной работой — пришиванием пуговицы, он умилялся: «Она у меня просто чудо! И как она успевает сделать для меня столько в течение дня?» Затем он начинал ерзать от нетерпения, чувствуя нутром, что почта уже ждет его.
Он спускался вниз, привычно думая: «Эта проклятая почта отнимает все мое время!» Около столовой он ускорял шаги и, увидев на столе огромную кипу писем, привычно восклицал: «Проклятие!», — а глаза его загорались. Если что случалось редко — на столе не оказывалось зеленого конверта с газетными вырезками, в которых упоминалось его имя, он бормотал: «Слава богу!», — но физиономия его вытягивалась.
Обычно он торопливо ел, расхаживая по комнате и читая о себе, и, если жена заговаривала о его поведении, он молча сжимал губы и думал: «Я умею себя сдерживать».
Сколько бы он ни собирался, ему редко удавалось сесть за работу раньше одиннадцати, нельзя же было не продиктовать жене несколько мыслей о себе: например, почему он не мог выступить там-то и там-то с лекциями; или где он родился; или сколько он получил за то-то; или почему он не будет заниматься тем-то. И надо было писать письма, которые обычно он начинал так:
«Дорогой…
Сердечно благодарю за Ваше письмо с оценкой моей книги и за критические замечания. Я, конечно, считаю, что Вы совершенно неправы… Вы, по-видимому, не сумели уловить… Короче говоря, я не думаю, что Вы когда-либо относились ко мне справедливо…
Искренне Ваш,
Подпись».
После того, как его жена заканчивала переписку писем, которые могли бы представить ценность после его смерти, он наклеивал марки и восклицал: «Боже! Уже почти одиннадцать!» — и удалялся туда, где люди его ремесла творят.
