Вилла Рубейн. Остров фарисеев - [26]

Они смотрели друг другу прямо в глаза. Фонарь внезапно замигал и погас. Кристиан снова запахнулась в плащ. Молчание нарушил герр Пауль, к нему уже вернулось самообладание.

— Ага! — сказал он. — Темнота! Tant mieux! [30] Как раз то, что нужно для нашего разговора. Раз мы не уважаем друг друга, то чем меньше нам будет видно, тем лучше.

— Вот именно, — подтвердил Гарц.

Кристиан подошла поближе. В темноте можно было рассмотреть ее бледное лицо и большие блестящие глаза.

Герр Пауль махнул рукой; жест был выразительный, уничтожающий.

— Разговор, полагаю, будет мужской, — сказал он, обращаясь к Гарцу. Перейдем к делу. Будем считать, что вы все-таки намерены жениться. Вы, наверно, знаете, что мисс Деворелл сможет распоряжаться своими деньгами только после моей смерти?

— Да.

— А я сравнительно молод! У вас есть деньги?

— Нет.

— В таком случае вы, очевидно, собираетесь питаться воздухом?

— Нет, работать. Живут же люди…

— И голодают! Вы готовы поселить мисс Деворелл, благородную девушку, привыкшую к роскоши, в лачуге вроде… этой! — Герр Пауль обвел взглядом мастерскую. — В лачуге, пахнущей краской, ввести ее в среду людей «из народа», в общество богемы, быть может, даже в общество анархистов?

Гарц стиснул кулаки.

— Отвечать на ваши вопросы я больше не буду.

— В таком случае вот вам ультиматум, — сказал герр Пауль. — Послушайте, герр преступник! Если вы не оставите страну завтра к полудню, о вас будет заявлено в полицию!

Кристиан вскрикнула. Минуту в темноте было слышно только тяжелое, прерывистое дыхание двух мужчин. Вдруг Гарц крикнул:

— Вы трус, я не боюсь вас!

— Трус! — повторил герр Пауль. — Это уж поистине предел всему. Берегитесь, милейший!

Он наклонился и ощупью нашел шляпу. Кристиан уже исчезла, ее торопливые шаги отчетливо доносились с лестницы. Герр Пауль замешкался.

— Берегитесь, милейший! — сказал он хриплым голосом и стал нащупывать стену.

Криво нахлобучив шляпу, он начал медленно спускаться с лестницы.

XV

Николас Трефри сидел под лампой с зеленым абажуром и читал газету; на здоровой ноге у него спал, слегка похрапывая, терьер Скраф. Собака обычно спускалась вниз, когда Грета ложилась спать, и пристраивалась рядом с мистером Трефри, который всегда отправлялся на покой последним в доме.

Сквозь стеклянную дверь свет падал на плиточный пол веранды, прочерчивая светящуюся дорожку и разрезая сад надвое.

Послышались торопливые шаги, зашелестела ткань, в дверь вбежала Кристиан и остановилась перед мистером Трефри.

Глаза девушки горели таким неистовым возмущением и тревогой, что мистер Трефри уронил газету.

— Крис! Что случилось?

— Отвратительно!

— Крис!

— Ах, дядя! Его оскорбляли, ему угрожали! А мне один его мизинец дороже всего на свете!

Голос ее дрожал от возбуждения, глаза сверкали. Глубокое беспокойство мистера Трефри нашло выход в одном отрывистом слове: «Сядь!»

— В жизни больше не буду говорить с отцом. О дядя! Я люблю Алоиза!

Внешне спокойный, несмотря на чувство великой тревоги, охватившей его, мистер Трефри оперся о ручки кресла, подался вперед и внимательно посмотрел на Кристиан.

Крис больше нет! Перед ним была незнакомая женщина. Губы его шевелились под крутым полукружием усов. Лицо девушки вдруг побледнело. Она опустилась на колени и прижалась щекой к его руке. Щека была мокрая, и к горлу у него подкатил комок. Убрав руку, он взглянул на нее и вытер ей слезы рукавом.

— Не плачь! — оказал он.

Она снова схватила его руку и приникла к ней; это движение, казалось, привело его в ярость.

— В чем! дело! Черт побери, как я могу тебе помочь, раз ты мне ничего не говоришь?

Она взглянула на него. Страдания последних дней, переживания и страх последнего часа, новые мысли и чувства — все это вылилось потоком слов.

Когда она кончила говорить, наступила такая мертвая тишина, что стал слышен шелест крыльев ночной бабочки, порхавшей вокруг лампы.

Мистер Трефри медленно подеялся, пересек комнату и позвонил.

— Передай конюху, — сказал он вошедшему Доминику, — пусть запрягает лошадей и сразу подает их; принеси мои старые сапоги, мы едем на всю ночь.

Его сгорбленная фигура казалась огромной, ноги и туловище были освещены лампой, а плечи и голова терялись в полумраке.

— Доставлю я ему такое удовольствие, — сказал он, угрюмо поглядывая на племянницу, — хотя он этого не заслуживает, да и ты, Крис, тоже. Садись и пиши ему; пусть слушается меня во всем.

Он повернулся к ней спиной и направился к себе в спальню.

Кристиан села за письменный стол. И вдруг вздрогнула от чьего-то шепота. Позади стоял Доминик, держа пару сапог.

— Мадмуазель Крис, что же это такое? Всю ночь где-то ездить?

Но Кристиан не ответила.

— Мадмуазель Крис, уж не больны ли вы?

Но, увидев выражение ее лица, он тихо вышел из комнаты.

Кристиан закончила письмо и пошла к фаэтону. Мистер Трефри сидел под поднятым верхом.

— Вы мне не нужны! — крикнул он конюху. — Залезай, Доминик.

Кристиан сунула ему в руку письмо.

— Передайте ему это, — сказала она и вдруг, охваченная страхом, прильнула к его руке. — О дядя, будьте осторожны!

— Крис, раз уж я ради тебя взялся за это…

Они с грустью поглядели друг на друга. Потом, покачав головой, мистер Трефри взял вожжи.