Вильгельм Завоеватель - [67]

Эдгар помолчал, и взгляд его опечалился.

   — Боевой топорик — самое хорошее оружие!

   — Я в это не верю! — возразил Рауль, провоцируя друга на ответ.

   — Я говорю правду! — воскликнул Эдгар. — Я могу отсечь голову твоему коню единственным ударом моего топорика.

   — Жестокое, варварское оружие, — пробормотал Рауль.

   — Лучше бы ты помолился о том, чтобы никогда не встретиться с ним, — мрачно заявил Эдгар.

После этих слов обоим показалось, что они как бы отдалились друг от друга. Рауль отвернулся и ничего не сказал в ответ. Тогда Эдгар взял друга под руку, и они пошли по направлению к дворцу.

   — Я не знаю, почему ты заставил меня сказать эти слова. Надеюсь, что этого никогда не произойдёт. Мой отец пишет, что король велел Ателингу явиться в Англию. Поэтому может статься, что трон перейдёт в его руки и не моему господину, и не твоему нечего будет спорить.

   — Ателинг?

   — Ателинг.

   — Да, если Эдуард назначит его своим наследником, — с облегчением проговорил Рауль. Он сжал руку сакса.

   — А если этого не случится?

   — Если это не произойдёт... моё копьё против твоего топорика, — и Рауль замолчал.

   — Я знаю, — сказал Эдгар. — Ведь я говорил тебе об этом четыре года назад, когда приехал в Нормандию. Но, может, этого никогда не случится.

   — Конечно, нет. Если только Эдуард выберет Ателинга. Неужели прошло четыре года, Эдгар?

   — Четыре года, — проговорил Эдгар и грустно улыбнулся. — Я начинаю чувствовать себя здесь как дома, совсем как Улноф и Хакон.

Рауль остановился, будто ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль.

   — Эдгар, это правда?

Юноша пожал плечами.

   — Мне иногда кажется, что я норманн, — проговорил он. — Я сражаюсь вместе с вами на рыцарских турнирах, говорю на вашем языке, живу с вами, завожу среди вас друзей, переживаю за вас, когда вы уезжаете на поля сражений, а я не могу воевать вместе с вами, радуюсь вашим победам.

   — Я не думал, что ты всё это чувствуешь, — прервал его Рауль. — Я думал... Эдгар, герцог хотел посвятить тебя в рыцари, но я сказал, что ты не захочешь этого. Хочешь, я ещё поговорю с ним?

   — Спасибо герцогу. Но я никогда не приму рыцарства из его рук. Я человек Гарольда.

Чтобы загладить свой грубый ответ, Эдгар проговорил:

   — Я не сделаю этого не потому, что я не люблю герцога. Ты же знаешь, я совсем не это имел в виду.

   — Я знаю! — ответил Рауль. — Думаешь, я не сказал то же самое? Но ты не испытываешь ненависти к Вильгельму, не правда ли?

Сначала Раулю показалось, что Эдгар не хочет отвечать, но через несколько минут он проговорил:

   — Нет, это совсем другое чувство. Я не испытываю к нему любви. Я не могу сдержать своё возмущение перед ним. Да, наверное, никто не может. Но что значит для него любовь? Он может требовать преданности, может заставлять подчиняться себе, но любовь — нет. Он ищет не этого.

   — Может, ты не очень хорошо знаешь его?— ответил Рауль.

   — А ты думаешь, кто-нибудь знает его, Рауль?

Не получив ответа, Эдгар продолжал:

   — Он очень добр к своим друзьям. Но я никогда не видел, чтобы он пытался завоевать дружбу, как... — Эдгар замолчал.

   — Как Гарольд?— предположил Рауль.

   — Да, — признался Эдгар. — Я имел в виду Гарольда. Все любят его, но не все любят Вильгельма. Его боятся, его уважают, но сколько из этих людей захотят умереть ради него? Возможно, Фиц-Осберн, Сен-Совер, Тессон, его кузен из О, ты — словом, его друзья. Но за Гарольда не раздумывая отдаст жизнь последний бедняк.

Они медленно шли по аллее, ведущей к замку. Никто не решался первым заговорить, пока они не обогнули часовню и не подошли к главной башне. Эдгар взглянул на узкое окно и медленно проговорил:

   — По крайней мере, здесь есть человек, который ненавидит Вильгельма.

Рауль поднял глаза:

   — Граф де Понтье? Да, но ему придётся подчиниться приказаниям Вильгельма, хочет он этого или нет. Джеффри из Майена уже сделал это.

   — А как архиепископ?— спросил Эдгар. — Он тоже должен подчиниться?

   — Може! — воскликнул Рауль. — Я думаю, его песенка спета.

Друзья стали подниматься по лестнице, ведущей к главному залу дворца.

   — Вильгельм Фиц-Осберн сказал мне вчера, — вспомнил Эдгар, — как он в последний раз видел Може. Ты не слышал этой истории?

   — Нет. О чём же речь?

   — Даже наш угрюмый де Альбини смеялся до слёз. Ты знаешь, как Фиц-Осберн умеет рассказывать? Когда он пришёл, ему сказали, что архиепископ читает молитву, но Фиц-Осберн решил подождать, пока Може не освободится. Недоумок-дворецкий не понял, что ему шепчет на ухо управляющий, и провёл Фиц-Осберна прямо в спальню к архиепископу. Вильгельм вошёл как раз в то время, когда он снимал с колен девицу и делал вид, что перебирает чётки.

   — Его привели прямо в спальню?— спросил Рауль, ошарашенный и в то же время готовый расхохотаться.

   — В спальню, — кивнул головой Эдгар. — Это была та рыжая девица, которая каждую пятницу пригоняет на рынок свинью. Ты не помнишь её? Ну так вот, теперь она живёт во дворце Може, ходит в шелках и золоте и ведёт себя как герцогиня.

   — Какая пошлость! — с отвращением проговорил Рауль. — Так вот что имел в виду Галет вчера вечером. Дай Бог, чтобы это не дошло до герцога.