Вильгельм Завоеватель - [30]

   — Боже мой! Аркес? — опешил Рауль. — Что вы намерены предпринять, сеньор?

   — Я отправил в Аркес отряд, который проконтролирует действия дяди. Мой гонец скачет в Мортен к графу с требованием приехать ко мне. Я вышлю его из страны, ибо, пока я живу, мир в Нормандии не должен быть нарушен восстанием, подобным тому, что мы усмирили при Вал-ес-Дюне.

Вильгельм замолчал и посмотрел на Рауля слишком серьёзно:

   — Послать тебя в Мортен или ты поедешь со мной в Домфрон?

   — Почему вы спрашиваете меня об этом, милорд?

   — Если я слишком суров для тебя, уходи! — проговорил герцог. — Подумай, прежде чем ответить. Я не изменю своих решений, даже если ты будешь умолять меня.

   — Я ваш слуга, — ответил Рауль. — Сейчас и всегда. Так я поклялся, когда мы бежали из Валоньеза. Я вернусь в Домфрон с вами, сеньор.

Этим всё было сказано. На следующий день, оставив в Алансоне гарнизон, герцог повёл войско к Домфрону. В страхе перед возвращением Вильгельма замок сдался. Условия сдачи были крайне невыгодны, но гарнизон Домфрона решил, что счастливо отделался. Расставив в некоторых укреплениях графа Майена свои гарнизоны, герцог поехал дальше в Амбре, укрепил там замок и снова вернулся в Нормандию, по пути передвинув границу в глубь Майена. Так анжуец расплатился за свою опрометчивость.

В далёкой Франции король Генрих узнал обо всём и побледнел. Он слушал, пощипывая бородку, и стоящие рядом с ним видели, как король, не заметив, выдернул из бороды три волоска.

Часть вторая (1051—1053) ГРУБОЕ СВАТОВСТВО

Человек, рискнувший прийти во

дворец моего отца и ударить меня,

должен обладать огромным мужеством

и гордостью.

Матильда Фландрская.

Глава 1

Корабль то поднимался на гребне волны, то нырял между волнами. Один из пленных застонал и свернулся калачиком. Рауль стоял у фальшборта и смотрел на море. Бледный свет луны серебрил воду. То здесь, то там волна пенилась, и казалось, что с неба упала звезда. На мачтах висели фонари, которые, словно маяки, предупреждали суда о приближении корабля герцога. На корме была наспех сооружена каюта. Вместо двери висела кожаная занавесь. Иногда она приоткрывалась от ветра, и сквозь щель пробивался жёлтый свет. Прямо на палубе под навесом лежали заложники. Пламя факела освещало три фигуры, скорчившиеся на шкурах. Наверху ветер трепал паруса. Время от времени был слышен хлопок паруса и скрип канатов.

Снова застонал самый молодой из заложников. Рауль обернулся, и на губах его заиграло подобие улыбки — мальчик был таким юным и несчастным. Человек, державший ребёнка на коленях, поднял голову, и его холодные голубые глаза встретились с глазами Рауля. Затем он снова склонился над белокурой головкой, лежащей у него на коленях.

Мгновение Рауль колебался, но затем стал решительно пробираться к навесу, стараясь не наступить на спящих. Голубоглазый мужчина взглянул на него, но выражение его лица не изменилось. Коверкая саксонские слова, Рауль, на котором лежала ответственность за состояние и удобство заложников, попытался заговорить с ним. Пленник улыбнулся и проговорил:

   — Я знаю ваш язык. Моя мать была нормандкой, родом из Ко. Что вы хотите от меня?

   — Я рад, что вы знаете нормандский, — ответил Рауль. — Давно хотел с вами побеседовать, но я плохо говорю по-вашему. — Рауль перевёл взгляд на юного пленника. — Мальчик болен? — спросил он. — Я принесу ему вина. Он станет пить?

   — Очень любезно с вашей стороны, — ответил мужчина, которого звали Эдгар. Саксонец разговаривал так учтиво, что, казалось, он пытается отдалиться от собеседника. Затем он наклонился над мальчиком и спросил его о чём-то на своём языке. Ребёнок — Хакон, сын Свена, внук Годвина — лишь простонал в ответ и спрятал бледное, измождённое лицо в полах плаща Эдгара. — Милорд никогда не был на море, — сухо объяснил Эдгар слёзы Хакона.

Третий пленник, Улноф, младший сын Годвина, был немного старше Хакона. Проснувшись от голосов, он присел, стал оглядываться и тереть глаза. Эдгар что-то сказал ему. Мальчик с интересом взглянул на Рауля и улыбнулся с царственной снисходительностью.

Когда Рауль вернулся на палубу с бокалом вина, Хакон лежал неподвижно, измученный очередным приступом дурноты. К его губам поднесли бокал, он пару раз глотнул сквозь рыдания и поднял опухшие от слёз глаза на Рауля. Тот улыбнулся, но мальчик, робкий, а может быть, и враждебно настроенный, лишь крепче прижался к Эдгару. Выпив вина, он почувствовал себя лучше и заснул. Эдгар укутал его в меха и проговорил:

   — Благодарю, норманн.

   — Меня зовут Рауль де Харкорт, — ответил Рауль, решивший до конца проявить дружелюбие к этим людям. — Мальчик слишком молод, чтобы покидать отцовский дом. Через день-два он почувствует себя лучше.

Эдгар ничего не ответил. Его молчаливость была скорее признаком сдержанности, чем грубости, но от этого Эдгар отнюдь не становился приятным собеседником.

   — Он будет теперь спать, — проговорил Рауль. — Позовите меня, если вам что-нибудь понадобится.

В ответ Эдгар лишь слегка наклонил голову. Когда Рауль ушёл, Улноф спросил:

   — Кто этот человек, Эдгар? Что он говорил?

   — Это тот, кого мы видели скачущим рядом с герцогом Вильгельмом. Он сказал, что его зовут Рауль де Харкорт.