Вильгельм Завоеватель - [29]

К герцогу подвели всех, кто уцелел в башне.

   — Будь с ними суров, милорд! — воскликнул Фиц-Осберн. — Господи, неужели люди, осмелившиеся нанести такое оскорбление, имеют право жить?

   — Они будут жить, — проговорил Вильгельм, — но по-своему.

Рауль, вытиравший окровавленный меч, взглянул на герцога и нахмурился.

   — Как деревья, чьи ветви отрезаны садовником, — продолжил Вильгельм. — Они останутся без рук и ног и будут живыми свидетелями моей мести, вселяя ужас в остальных!

По строю пронёсся одобрительный гул. Один из пленников завизжал от ужаса и упал в грязь к ногам герцога.

Рауль дотронулся до руки Вильгельма.

   — Милорд, вы не можете сделать этого! — тихо проговорил он. — Любой другой на вашем месте, но не вы! Не отрубайте им одновременно и руки и ноги! Вы не можете их искалечить так жестоко!

   — Я сделаю это! — возразил Вильгельм.

   — Люди узнают вас по-настоящему и будут страшиться вашего гнева! — восторженно вскричал Фиц-Осберн.

Рауль крепче сжал рукоять тяжёлого меча. Он обвёл взглядом пленников: одни дерзко смотрели герцогу в лицо, другие стояли на коленях, третьи молили о пощаде.

   — Ваша справедливость, ваше милосердие... Что стало с ними? — снова спросил Рауль.

   — Молчи, дурак! — прошептал ему на ухо Гилберт.

   — Позволь нам умереть! Мы просим лишь смерти! — стонал один из пленников, протягивая руки к Вильгельму.

Рауль сбросил руку Гилберта со своего плеча.

   — Отнеситесь к ним со справедливостью! Такой, как вы, милорд, не может быть настолько жестоким!

   — У нашего «хранителя» сердце в пятки ушло при мысли о том, что кому-то пустят кровь! — презрительно воскликнули в толпе.

Рауль резко обернулся:

   — Я с радостью пущу твою, Ральф де Тени!

   — Держи себя в руках, Рауль! — гневно осадил юношу герцог. — Я сделаю то, что поклялся сделать! Ни ты, никто другой не переубедят меня.

Вильгельм сделал знак людям, охранявшим пленников. Снова раздался крик отчаяния и мольба о пощаде. Сопротивлявшегося пленника привязали к бревну, лежавшему на земле. Топор взлетел и опустился с глухим ударом. Воздух пронзил мучительный крик. Позади Рауля Гилберт удовлетворённо хмыкнул.

Не в силах выносить эту сцену, Рауль стал пробираться сквозь толпу зевак, вытягивавших головы, чтобы лучше увидеть мерзкую работу палача. Войдя в палатку герцога, он обратил внимание, что его рука всё ещё сжимает меч Вильгельма. Посмотрев на него какое-то мгновение, он вдруг отбросил оружие от себя, да с такой силой, что меч со звоном отлетел в угол палатки.

С улицы донёсся ещё один крик. Отвращение переполняло Рауля, его чуть не стошнило. Медленно опустившись на стул, юноша закрыл лицо руками.

В ушах его всё раздавались то крики, то стоны. Перед закрытыми глазами корчились искалеченные тела, а память вновь возвращалась к горящим взглядам толпы.

Прошло много времени, прежде чем смолкли леденящие душу звуки. Теперь были слышны лишь обычные голоса и шаги.

В палатку тихо прокрался Галет и сел у ног Рауля.

   — Братец, братец! — прошептал он и дотронулся до рукава Рауля.

Юноша поднял глаза:

   — Ты видел это?

   — Да, это кровавая месть, — ответил шут. — Но неужели твоё сердце разбито из-за горстки анжуйских свиней?

   — Ты думаешь, я горюю о них? — горько спросил Рауль. — Если моё сердце и разбито, то лишь потому, что не смогло вынести позора Вильгельма.

Рауль погладил рукоять своего меча и вынул его из ножен.

   — «Грядут иные времена», — прочитал он. — Господи, помоги!

   — Что ты имеешь в виду, говоря о позоре Вильгельма? — обеспокоенно спросил Галет.

   — Я спрашиваю себя: когда забудется то, что произошло сегодня? Пройдут многие годы, а люди будут помнить эту месть и называть герцога тираном. На его щите пятно позора, которое не смоет ни справедливый поступок, ни боевой подвиг.

   — Он суров в гневе, братец, но ты видел его милосердие, — всё ещё не понимал Галет.

   — Я видел, как дьявола выпустили на свободу, — усмехнулся Рауль.

   — В нём сидит дьявол, как и во всех его предках, но шесть дней из семи он взаперти.

   —  Но седьмой день будет жить в памяти людей.

Вложив меч в ножны, Рауль вышел из палатки, оставив шута наедине с раздумьями.

Прошло несколько часов. В ужасе от увиденного, гарнизон замка выдвинул условия сдачи. Людям обещали свободу и неприкосновенность. Кровь пролилась в последний раз. Замок был взят без единого выстрела. Не было ни мародёрства, ни насилий. Страсть герцога была снова обуздана, и люди ещё раз увидели его справедливость.

Под вечер к Раулю прискакал посыльный от герцога с требованием явиться. Юноша медленно вошёл в огромную палатку. Герцог был один. Тускло горела свеча. Вильгельм указал на меч, всё ещё валявшийся в углу.

   — Подними мой меч! — велел он, глядя на Рауля исподлобья.

Не говоря ни слова, юноша протянул меч Вильгельму.

   — Завтра я возвращаюсь в Домфрон, — проговорил герцог. — Ты знаешь Роджера де Бигода — юнца с каменным лицом? — вдруг спросил он.

Рауль моргнул от неожиданности и ответил:

   — Если не ошибаюсь, он вассал графа Мортена, милорд.

   — По глупости он сболтнул о готовящемся заговоре. Воинственный граф намеревается разбить меня, а мой доблестный дядя из Аркеса снял осаду Домфрона через час после моего отъезда.