Вильгельм Завоеватель - [120]

   — Предсказано? — нерешительно спросила она.

   — Да. Когда моя мать была беременна и вот-вот должна была родить, ей приснился сон, будто из её чрева выросло огромное дерево, которое раскинуло свои ветви над Нормандией и Англией, и обе стороны оказались в его тени. Это дерево я, Матильда.

   — Я слышала об этом, — сказала она, — и мне кажется, что это не бред больной женщины, а божественное видение.

   — Возможно, — он наклонился, чтобы поцеловать жену, — это мы скоро узнаем.

Флоту пришлось на целый месяц задержаться у Дайвса. Как выяснилось, некоторые суда были не готовы к плаванию; плотники ещё не завершили строительство деревянных замков, которые герцог собирался частями перевезти в Англию, а оружейники продолжали днём и ночью трудиться над доспехами, кольчугами и шлемами. В войсках начались беспорядки, уже появились дезертиры, были случаи мародёрства в соседних деревнях. Нарушителей герцог приказал наказывать смертной казнью, а пешим воинам запретил покидать территорию лагерей, и беспорядки прекратились.

Двенадцатого сентября, когда наконец все приготовления были закончены и подул благоприятный ветер, герцог попрощался с Матильдой, благословил своего сына и взошёл на борт «Моры» в сопровождении сенешаля, виночерпия, Рауля, Гилберта де Офея и своего знаменосца Ральфа де Тени.

Стоя возле узкого окна дома, в котором они временно остановились, герцогиня наблюдала за тем, как знамёна медленно поднимались вверх по мачтам. Священный стяг с изображением эмблемы святого Петра развернулся на ветру, и теперь его яркие краски красиво выделялись на фоне голубого неба, рядом гордо развевался флаг Нормандии с золотыми львами на нём. Герцогиня сжала руки и глубоко вздохнула, едва сдерживая рыдания.

   — Якорь поднят! — сказал Роберт. — Миледи, смотрите! «Мора» двигается! Смотрите, как весла погружаются в воду! О, если бы я только сейчас был там, на борту!

Она не ответила. «Мора» спускалась вниз по реке, над ней на ветру трепетали знамёна, сложенные малиновые паруса на мачтах.

   — За «Морой» мой дядя Мортен на «Бель Азаре», — сказал Роберт. — Посмотрите, вон его флаг! А это корабль графа Роберта, а прямо за ним — виконта Овранша. О, как будут хныкать Ричард и рыжий Вильям, когда узнают, какое зрелище пропустили.

Матильда молчала, возможно, она вообще его не слышала. Её глаза не отрываясь смотрели на «Мору». Она думала: «Он уехал. Святая Дева Мария, помоги ему!»

Матильда неподвижно стояла у окна до тех пор, пока «Мора» не превратилась в крохотную точку на горизонте. Роберт снова взобрался на скамью возле окна и всё продолжал показывать на что-то пальцем и болтать, но герцогиня не обращала на него ни малейшего внимания. Она думала о том, как лучше вышить эту сцену, чтобы гобелен получился достойным её мастерства. Она решила, что обязательно сделает это за то время, пока она и её дамы будут вынуждены оставаться в одиночестве в спокойном Руане и волноваться за своих ушедших на войну мужей. Перед её глазами стали проплывать разные картины. Вот Гарольд приносит клятву над священными реликвиями в Байо; вот умирает король Эдуард; а вот его уже хоронят — это должно получиться хорошо: с одной стороны, уединённое аббатство, а с другой — гроб, который несут на своих плечах восемь мужчин. Мысль понесла её дальше, глаза засверкали. Она вышьет и панно с изображением сцены коронации Гарольда. Матильда как будто воочию увидела всё, что будет на панно: в центре композиции Гарольд, восседающий на троне, за ним стоит Стиганд, отлучённый от церкви священник, его руки простёрлись над головой Гарольда для благословения. Чтобы вышить рясу Стиганда, понадобятся нитки насыщенных цветов, её она вышьет сама и ещё лицо Гарольда; а дамы будут работать над фоном и над троном. Потом подготовка Вильгельма к походу — это будет очень трудоёмкое панно, ведь надо вышить оружие и доспехи и то, как на корабли загружают провиант; а после этого будет гобелен, посвящённый дню начала похода. Она выберет яркие нитки, чтобы показать, как сверкали щиты, голубые нитки для морских волн и малиновые для парусов «Моры». «На это уйдёт много времени, — подумала она, — но результат будет стоить затраченного труда... И если Господу будет угодно, то я вышью ещё и сражение и коронацию, если только Господу будет угодно...»

Она перестала смотреть на горизонт, взяла Роберта за руку и спокойно сказала:

   — Пойдём, сын мой. Мы сегодня же отправляемся назад в Руан, у меня там есть дела.

Стоя на носу «Моры», Рауль смотрел, как медленно исчезают берега Нормандии. Вскоре к нему присоединился Фиц-Осберн.

   — Ну, наконец-то мы в пути, — спокойно сказал он, — мне сказали, что лоцман боится, что погода испортится, но мне кажется, плавание пройдёт хорошо.

Он облокотился на золочёные перила и посмотрел на узкую полоску берега, ещё видневшуюся на горизонте.

   — Прощай, Нормандия! — шутя сказал он.

Рауль вздрогнул.

   — Эй, тебе что, холодно, друг мой? — спросил Фиц-Осберн.

   — Нет, — коротко ответил Рауль и ушёл.

Они направлялись на север, к ночи ветер усилился и поднялась буря. Высокие волны разбивались о палубу, мачты скрипели под напором бушующей пучины, до пояса раздетые матросы с мокрыми от пота и морской воды спинами пытались совладать с парусами. Они кричали друг на друга, стараясь перекрыть вой ветра, и без церемоний отталкивали людей благородного происхождения, чтобы те не путались под ногами.