Вильгельм Завоеватель - [48]

Ужасы битвы! Перо противится описывать их — с годами, размышляя о скоротечности отпущенного человеку времени, я понял, что ярость, неистовство и жестокость есть первейшие его грехи! Сказать по правде, хотя плоть моя и уцелела в той лютой бойне, в душе осталась такая страшная рана, которая уж, видно, никогда не заживет.

Был среди англичан один великан, настоящий одержимый, он смело врезался в самую гущу наших лучников и рубил их топором направо и налево. На храбреце не было даже кольчуги — только деревянный шлем, который он, по всему видать, выдолбил своими руками. Кто-то из нормандских рыцарей, завидев исполина, обрушил на его голову меч, да так, что от удара шлем сполз тому на глаза. Англичанин не успел поднять руку, чтобы поправить шлем, как нормандец одним махом отрубил ее выше кисти. Вместе с рукой англичанин потерял и топор. Кто-то из наших нагнулся за ним. И тут другой англичанин хватил его сверху гизармой, да так, что раскроил спину, точно трухлявый чурбан.

Еще один англичанин, быстроногий, как олень, принялся крушить лошадей: те падали прямо на всадников, не успевавших высвободить ноги из стремян, и давили их, несчастных, насмерть. Подобравшись к этому английскому рубаке, Роджер Монтгомери проткнул его копьем насквозь.

В этом кровавом кошмаре единственным слабым лучиком человечности была братская взаимовыручка. Друг, не задумываясь, готов был пожертвовать собой, только бы спасти товарища по оружию, брата или родственника, закрыв его грудью от смертоносных датских топоров; вассал бесстрашно бросался на врага, принимая на себя удар, предназначавшийся для сеньора. И здесь, как я уже говорил, примером всем был наш неустрашимый герцог: сколько воинов спас он в этой бойне, хотя спасенные даже не подозревали, что своею жизнью они обязаны только ему! Я собственными глазами видал, как Вильгельм де Мале, сир де Гравиль, случайно попал во вражье кольцо. Он остался без коня, щит его был разбит вдребезги. Его гибель стала бы невосполнимой потерей для отряда, которым он командовал. Но ему на выручку тут же бросился сир де Монфор — один — и вызволил товарища из окружения. Меч в его деснице вращался, подобно мельничному крылу, сокрушая всех, кому хватало безрассудства встать на пути рыцаря.

— Гони их к морю! К морю! — ревели англичане. — Пусть выхлебают его все до последней капли, жалкие трусы!

Как только англичане чувствовали, что одерживают верх, они принимались оскорблять нас по-всякому, но их злобное тявканье тотчас заглушал наш боевой клич.

Вот уже часа три длилось побоище, и удача все колебалась, не зная, на чью сторону склониться. Стена из щитов все еще оставалась неприступным заслоном, Гарольдов штандарт по-прежнему маячил на вершине холма, колыхался на ветру. Усталость и отчаяние мало-помалу овладевали даже самыми стойкими. Надобно было спешно что-то предпринимать! Нормандские стрелы одна за другой вонзались в щиты англичан, но пробить их насквозь не могли. Мгновение-другое — и неприятельские заслоны ощетинились, точно громадные ежи, но саксонцы, схоронившиеся за ними, оставались целы и невредимы. Тогда Вильгельм скомандовал лучникам взять малость повыше, дабы увеличить дальность полета стрел — чтобы они, пролетев поверх щитов, поражали неприятеля прямо в головы. Подручные интенданта раздали лучникам полные колчаны. И стрелы шквалом обрушились на англичан, подобно ливню, гонимому ураганным ветром. Мы слышали только, как звенели тетивы, свистели стрелы и кричали раненые англичане. Их была тьма, и скоро на холме даже мертвому негде было упасть; но те, кто все же устоял, продолжали отчаянно защищаться. Однако лучники сделали свое дело — стена, кажется, раздалась и меж щитов теперь зияли довольно широкие бреши.

Вильгельм, скомандовав лучникам прекратить стрельбу, бросил на штурм холма конницу. Англичане поначалу с сознанием мрачной обреченности защищались, потом дрогнули и пустились наутек. Победа была за нами. Герцог искал глазами Гарольда. Он, как и мы, не знал, что Гарольд лежал уже бездыханный, с пронзенной насквозь головой — стрела угодила ему точно в глаз. Не знал, что вместе с узурпатором погибли и оба его брата — графы Герт и Леофвайн. И что у англичан больше не осталось ни одного военачальника, — впрочем, англичане и сами не ведали о том. Сир Вильгельм хотел поднять низвергнутый вражеский штандарт — и это едва не стоило ему жизни. На герцога кинулся саксонский рыцарь и так сильно рубанул его топором, что непременно убил бы, окажись чуть более ловким. От удара на шлеме Вильгельма образовалась глубокая вмятина, но шлем не раскололся — герцога качнуло в седле. Что сталось бы с ним, упади он наземь? Но он удержался в стременах и вскинул было меч. Англичанин пустился наутек. Его тотчас нагнали и проткнули сразу несколькими копьями.

Однако же, как ни удивительно, битва еще не закончилась. Поражение Гарольдова войска внезапно едва не обернулось для нас трагедией. Англичане прекратили сопротивление и спасались бегством, наши, воспрянув духом, пустились за ними вслед и без всякой пощады добивали прямо на бегу. Земля покрылась сплошным слоем из тел убитых и раненых. Казалось, уже ничто не спасет беглецов. День мало-помалу клонился к вечеру, на широкий, глубокий, обрамленный густым кустарником ров, служивший укреплением неприятелю, легли первые сумерки. Нормандские рыцари, вовремя не разглядев его, не успели осадить лошадей и кучно, как и скакали, рухнули туда, давя друг друга насмерть. Завидев, что с нормандцами случилось что-то неладное, англичане остановились и, тут же оценив обстановку, вновь ринулись на нас.