Виктория и Альберт - [34]

– Я так счастлива, Альберт, невыразимо счастлива. Он смог ответить ей только одно:

– Дорогая Виктория, и я тоже.

Многие люди тоже были счастливы. Король Леопольд проливал слезы сентиментальной радости. Стокмар, который отдыхал в Германии, благодарил Бога, что все вышло так, как он задумал, и перечитывал письмо от Альберта, в котором тот сообщал о предложении королевы и рассказывал, как оно растрогало его и какая Виктория щедрая и милая. И в Германии, и в окружении королевы все от души радовались.

Виктория прочитала декларацию о своих намерениях вступить в брак в парламенте и писала длинные любовные письма Альберту, вернувшемуся в Кобург в последний раз перед свадебной церемонией. Она страстно желала, чтобы он был рядом. Ей хотелось, чтобы Альберт слышал, как народ приветствует ее, чтобы он почувствовал атмосферу доброжелательности. И она считала дни до того момента, когда он навсегда вернется к ней.

Своей тетке, грозной герцогине Глостера, королева призналась, что никогда не предполагала, что может быть такой счастливой. Она совершенно не волновалась перед выступлением в парламенте. Разве могло быть что-нибудь более волнующим, чем ее предложение Альберту? Ей пришлось самой сделать его, потому что, естественно, он никогда бы не осмелился сделать предложение самой королеве Англии…

Выслушав Викторию, старая герцогиня мрачно улыбнулась. Фракция из Кобурга могла радоваться, однако у нее сложилось впечатление, что они мало выгоды получат от ее племянницы.

Лондонский люд снова охватил дух сентиментальности, и все восторженно приветствовали Викторию. Когда объявили о ее предстоящем замужестве, стали поступать дружелюбные послания. Но подобно лучам солнца, проглянувшим перед бурей, настроение вскоре переменилось. Партия тори, пресса и большая часть населения только и ждали возможности проявить свое плохое отношение к королеве и ко всем тем, кто был с ней связан. Вельможи, лишившиеся своих постов, когда королева воевала по поводу своих фрейлин, и которых она не приглашала на вечера и балы, да еще постоянно старалась тем или иным образом унизить, собирали силы для ответной атаки.

Мельбурн, ослепший от чрезмерного увлечения королевой, понятия не имел, как люто ненавидят его идола. Он представил билль, где просил пятьдесят тысяч фунтов в год на содержание будущего мужа королевы, и думал, что его утвердят без обсуждения.

Однако этот билль вызвал самые резкие возражения. Над королевским женихом издевались, называя не иначе, как нищим, ничтожеством и паразитом, которого лорд Мельбурн пытался пристроить к английским доходам. Принадлежность к определенной религии и вероисповеданию принца Альберта не была четко определена, отметил кто-то из парламентариев, и поднялись вопли подозрений, что консорт Виктории – тайный папист и католик. Женился же его дядюшка Леопольд на папистке, когда стал королем Бельгии, так что нельзя быть уверенными, что и этот брак не является очередным заговором Рима, чтобы папизм и католицизм проникли в страну.

Принадлежность Альберта к протестантам должна быть подтверждена так, чтобы ни у кого не оставалось ни малейших сомнений. Что же касается суммы, которую правительство ее величества намеревалось выделить ему, то ее величество, конечно, осознает нелепость этой цифры. На какие дела он может тратить подобные деньга? Джентльмен, о котором идет речь, может быть мужем королевы, но он должен доказать, что способен стать полезным для страны и в другом качестве.

Даже некоторые служители церкви, до которых дошли слухи о скрытом католицизме жениха королевы, высказывали возмущение в палате лордов. Об этих деньгах сообщали в каждой газете, и опять на королеву и ее консорта обрушился поток критики. Печатались и раздавались на улицах карикатуры на принца Альберта, где его изображали в бриджах с заплатками и с протянутой рукой. Когда возник вопрос о первоочередности наследования престола, то королевские дядюшки, чьи надежды на будущее были полностью развеяны новостями о предстоящей свадьбе, начали громко протестовать, тесно сплотив свои ряды.

Даже Мельбурн понимал, что парламент поддержит их вопреки желанию королевы, поэтому он отозвал свой билль. Положение Альберта должно решаться в Совете, тогда детали процедуры не станут известны всем.

Мистер Гревилль, по долгу службы проводивший много времени в Букингемском дворце и Виндзоре, со злобным удовольствием отметил унижение и ярость королевы. Он также заметил, что Мельбурн пребывает в невероятном напряжении. Он сильно похудел и поседел, его движения стали заторможенными, как будто он безмерно устал.

Все знали, что резкий язык Виктории не щадил никого. Герцогиню Кента дочь резко отчитала за то, что та явилась к ней без приглашения. А когда прибыли газеты, то начались слезы и сцены возмущения, даже просочились слухи, что любимому министру она тоже наговорила много резкостей.

Как-то утром, встретив Мельбурна в коридоре Букингемского дворца, Гревилль остановил его. К этому времени Виктория согласилась принять сокращенную сумму на содержание принца-консорта в размере тридцати тысяч фунтов в год и отказаться от его претензий на первоочередность наследования по отношению к ее дядюшкам. Это стало триумфом ее врагов. Мельбурну трудно было убедить королеву сделать правильный ход. Гревиллю он никогда не нравился, но он мог себе представить, сколько тому понадобилось такта и терпения, чтобы уговорить ее величество перестать настаивать на своем и не давить, дабы не вызвать еще больших волнений и возмущения.