Виктория и Альберт - [2]

Нам и так стоило большого труда сдерживать ее вмешательство, и это, заметьте, в то время, когда у нее не было никаких законных прав вмешиваться в государственные дела. Какая жалость, что принцесса так молода.

– Какая жалость, что она – дочь, а не сын! – парировал Конингем. – Все пошло бы совсем по-иному, милорд, если бы королем стал мужчина с чувством собственного достоинства и умный. Я не собираюсь поносить покойника, но милостивый Боже, вы только посмотрите, кто нами правил! Вот, скажем, три последних поколения. Георг III – сумасшедший, как мартовский заяц. Мой отец рассказывал мне, что, приходя в Виндзор, он видел, как тот расхаживал по комнате и болтал не переставая, как попугай. И было невозможно отличить его и этих сумасшедших птиц, которых он развел повсюду.

Затем принц-регент. Для него важнее всего прочего был покрой вашего жилета. В последнюю сотню лет у нас на троне сидели исключительно идиоты да клоуны. Бог ты мой, да вспомните скандалы королевских герцогов и их браки! Каждая шлюха, подвизающаяся на сцене лондонских театров, могла появиться перед публикой и заявить, что она жена герцога Кларенса, Суссекса или Кента. Причем, клянусь Богом, чаще всего так оно и было. И приходилось обеспечивать ее и целый выводок детей… Даже король Вильгельм, чье тело еще не успело остыть, и тот всегда уютнее чувствовал себя на шканцах, чем на троне.

Конингем покачал головой.

– Виктории следовало быть мальчиком. Сейчас Англии менее всего нужна восемнадцатилетняя мисс, да еще и находящаяся под пятой у своей мамаши. Она ведь совсем недавно покинула детскую!

– Король весьма ценил ее, – заметил архиепископ. – Впрочем, у него была такая манера: если уж кого-то полюбит, то потом ни за что не изменит своего мнения. И он мало что знал о Виктории. Герцогиня на славу постаралась, чтобы о девушке было известно как можно меньше. Пожалуй, ее никто как следует не знает. Ее видели, когда она совершала поездки по стране, однако она лишь смиренно сидела на возвышении, скромно сложив ручки на коленях, а ее мать произносила речи. Я не завидую Мельбурну: ему придется иметь дело с герцогиней.

– Он ни с кем не имеет дела, – сказал Конингем. – Вы же его знаете. Как только события приобретают слишком крутой характер, он вздыхает и выбирает наилегчайший путь. Пару раз я видел его раздраженным, но он оттачивал свое знаменитое спокойствие до тех пор, пока оно не стало его привычкой. Ему бы следовало кое-чему научить нашу новую королеву и держать ее мать на задворках. Но, сказать честно, я не представляю, как он сможет это сделать. И не только это: здесь живут еще эти чертовы немцы. Герцогиня буквально окружена ими. Народу не нравится подобное положение вещей и не понравится еще сильнее, когда вся эта клика сгрудится вокруг трона.

– Мельбурн прекрасно осознает эти трудности, – сказал архиепископ. – Да, многое зависит от того, как это дитя станет справляться со своими обязанностями. Но она очень молода, и к тому же женщина. Так что на некоторое время этот факт прибавит ей популярности. Кстати, она может оказаться более независимой, чем мы считаем.

– Мне кажется, не стоит на это надеяться, – возразил Конингем. – Никто не ждет от нее чего-либо подобного. Она никогда не произнесла ни единого слова, не совершила ни одного поступка без чьей-либо подсказки. Она просто ничтожество и ничего больше.

– Потише, – перебил его архиепископ. – Мне кажется, что она идет.

Мужчины двинулись к середине комнаты и встали рядом. Двойные двери в дальнем конце покоя растворились. Первое мгновение они почти ничего не видели в полумраке. Потом разглядели крохотную хрупкую фигурку девушки, направлявшейся к ним. Она вошла в круг света, падавшего из окон, на которых открыли ставни, и Конингем сразу двинулся ей навстречу. Его поразило, насколько маленькой она была. Совсем ребенок. Одета в ночную сорочку, только на плечи накинута обычная шерстяная шаль, а светлые волосы свободно распущены по спине. Она медленно протянула правую руку. Конингем преклонил колени и приложился к ее руке. Он обратил внимание, что рука была теплой и спокойной.

– Король умер! Боже, спаси королеву!

– Спаси, Боже, ваше величество!

– Милорд архиепископ. Милорд Конингем. Вы весьма любезны, что пришли сюда. Я очень опечалена вашими новостями. Даже не могу вам передать, насколько сильно!

Ее голос был высоким и очень молодым. Но он не дрожал от волнения, как и ее рука. Конингем поднялся с колен и поклонился.

– Ваш дядюшка король умер в два часа утра, мадам. Архиепископ и я сразу же поспешили к вам. Нам пришлось долго будить привратника, иначе мы прибыли бы сюда немного раньше.

– Мне так жаль, – заявила новая королева. – Король не мучился перед смертью?

Конингем внимательно наблюдал за девушкой. Голубые глаза сухи – ни слезинки. И крохотное тело не дрожит от волнения. На какое-то мгновение ему показалось просто неприличным подобное бессердечие.

– Нет, он умирал очень спокойно, – ответил ей архиепископ. – Я находился рядом с ним, и его последние слова были обращены к королеве Аделаиде. Он просил ее крепиться.

– И как себя чувствует вдовствующая королева? – холодно произнес детский голосок. – Надеюсь, она держится? Я готова сделать все, что в моих силах, чтобы как-то успокоить ее. Она и мой дядюшка были так преданы друг другу.