Виктория и Альберт - [17]

Когда леди Тевисток вызвала баронессу, которая спокойно дремала после ленча в своей комнате, то успела шепнуть ей кое-что о статье в «Таймc». Между этой высокородной леди и незначительной гувернанткой возникла удивительная дружба. Леди Тевисток сплетничала с Лизен и обращалась к ней за советами о том, как лучше вести себя с королевой, и наконец баронесса растаяла. Все дамы Виктории относились к баронессе с уважением, прекрасно понимая, что она в фаворе у королевы. Только герцогиня Кента и ее окружение сохраняли к ней прохладное отношение. Лизен продолжала страдать от насмешек и оскорблений, которые ей приходилось выслушивать от них, когда рядом не было Виктории. И самой нахальной была эта непробиваемая леди Флора Гастингс.

Сейчас Лизен внимательно слушала королеву и одобрительно хмыкала, когда Виктория на чем свет стоит кляла наглецов из «Таймc» и вообще всех тори. Да как они посмели так нападать на бедного лорда Мельбурна?! А уж по поводу неслыханной вольности, когда ее, великолепную госпожу, посмели назвать «миссис Мельбурн» – то у Лизен просто не хватало слов, чтобы выразить свое возмущение.

– Как только он прибудет, я поговорю с ним об этом, – заявила Виктория. – Ты только послушай, Лизен! Здесь написали, будто я собираюсь за него замуж! Можешь себе представить, как ему будет неудобно!

– Боюсь, ваша мать скажет, что во всем виноват только он, – подпустила яду Лизен. – Понимаете, мадам, ей никогда не нравился лорд Мельбурн. Мне кажется, что она ревнует вас к лорду из-за вашей с ним дружбы.

Не стоило баронессе снова ворошить старое, потому что герцогиня уже давно оставила попытки давать советы дочери и вообще вмешиваться в ее дела. Но герцогиня продолжала холодно держаться с Лизен, и в этом состояла ее серьезная ошибка.

– Мама не посмеет сказать что-либо подобное мне! В этот момент в комнату осторожно заглянул, а потом и робко вошел слуга. Во дворце новости распространялись со скоростью света, и все, начиная с герцогини Сатерленд и кончая последней судомойкой на кухне, уже знали, что у королевы ужасное настроение.

– Ваше величество, пожаловал лорд Мельбурн, – объявил слуга.

– Пусть войдет, – распорядилась Лизен. Королева старалась никогда не приказывать слугам и не разговаривать с ними.

Баронесса ушла до прихода Мельбурна. Королева сидела в кресле у окна, напряженная, с покрасневшими глазами. Всякий раз, когда лорд видел Викторию, у него начинало сильнее биться сердце. Он считал ее красавицей, ему представлялось иногда, как ее легкая грациозная фигурка скользит к нему, протянув вперед обе ручки.

Мельбурн сразу увидел, как расстроена Виктория, и у него екнуло сердце. Так бывало всегда, когда Каролина, его жена, падала в его объятия рыдая, после того как открывался ее очередной грешок. Он не мог переносить женские слезы, а газету сегодня утром уже видел.

Виктория встала и подошла к нему. Он неожиданно взял обе ее руки в свои и поцеловал их, удержав на секунду дольше, чем того требовали приличия.

– Мадам, не нужно ни о чем говорить. Я все понимаю. Опять выпад этой проклятой газеты!

– Сядьте рядом со мной, – попросила Виктория. – Я в такой ярости, что боюсь, как бы не разрыдаться. Как они могут печатать подобные вещи? Как они посмели?

Мельбурн придвинул к ней свое кресло.

– Они могут это делать и делают. Мадам, я уже привык к нападкам. Мне все равно, что там враги говорят обо мне, но мне ужасно больно, когда они чернят вас! Попытайтесь не обращать на это внимания, умоляю вас! Смотрите на все это с презрением, они большего не заслуживают!

– Игнорировать? – Виктория обескуражено уставилась на него. – Но, мой дорогой лорд М., как я могу не обращать на это внимания – они посмели рассуждать о моем браке… И они связали с этим вас! Это просто чудовищно! Они специально старались выставить нас на посмешище!

Королева не заметила, как он поморщился и как слегка покраснело его лицо. Он пытался убедить себя, что королева, конечно, права. Разговор об их браке просто смешон. Он даже наедине с собой никогда не задавался подобной целью. И если он не представлял себе, сколь болезненно станет реагировать Виктория на эти намеки, – что ж, эта полностью его вина. Ему не на что обижаться.

– Кроме того, – продолжала бушевать Виктория, – какое право они имеют обсуждать мои сугубо личные проблемы! Они не в первый раз заговаривают о моем браке, вы это знаете. Но по крайней мере все остальные были достаточно почтительны. Это просто неприлично, что моя личная жизнь обсуждается членами парламента и в газетах!

– Боюсь, что это плата за ваше высокое положение, мадам, – попытался объяснить ей Мельбурн. Он прекрасно понимал возмущение Виктории вмешательством в ее личную жизнь.

Бедное дитя, с нежностью подумал он, она открыта безжалостному любопытству толпы. И ей неминуемо придется платить подобную цену не только сейчас, но и всю оставшуюся жизнь: она – королева и вся на виду! Мне нужно все объяснить ей и попытаться помочь выносить это бремя.

– Вы себя видите человеческой личностью, – серьезно начал он. – Конечно, вы таковой и являетесь. Но существует проклятье и слава великих судеб, моя дорогая мадам. Суверены – люди с такими же надеждами, чувствами и привязанностями, как и все остальные. Но они находятся гораздо выше всех прочих. И народ жаждет, чтобы ему демонстрировали личные чувства монархов. Все, что вы делаете или говорите – весьма важно для ваших подданных, а значит, о вас будут рассказывать различные истории. Причем большинство из них будут лживыми и жестокими. Но вам придется научиться не обращать на них внимания.