Виктор Вавич - [110]

— Гихер, гихер, скорей! — крикнула хозяйка. — Когда надзиратель просит, так надо гихер, что ты смотришь, Данечка. — Мальчик слез на пол и на четвереньках пополз. Он, не подымаясь, совал из-под стола зеленую копеечную ручку.

— Двух понятых мне мигом, — скомандовал Вавич. Дворник сорвался, хлопнул дверью.

— Вот видите, мадам Цигель, никто вам тут никакого зла не сделал и никого тут не убили, и, если совесть ваша чиста, зачем бояться полиции? Полиция — это защита честных слоев населения.

— Так я же женщина, господин надзиратель! Дай Бог вашей жене никогда это не видеть… муж в больнице. Я ему говорила: «Цигель, бойся Бога, одевай калоши…» Верите, господин надзиратель: пятая неделя…

Мальчик через стол, не дыша, смотрел, как хлестко писал на листе без линеек Вавич: глядел то в буквы, то в кокарду.

В сенях уже топтались на мокром полу тяжелые сапоги.

— Ну подходи, — крикнул Вавич, полуобернувшись. Два новых дворника шагнули в комнату.

— Где писать?

— Как же, не читая? Слушать, я прочту. Всегда надо знать… знать надо, а потом подписывать. Это генерал… отставной… может подписывать… и сам не знает, что пишет. Слушать.

Вавич встал и с бумагой в руках повернулся лицом к публике.

— Акт, — сказал Вавич и строго оглядел всех.

«13-го сего февраля по распоряжению его высокоблагородия господина пристава Московского полицейского участка города N мною было произведено дознание и осмотр квартиры № 16, госпожи Цигель, в доме № 47 по Успенской улице, причем признаков тайной продажи спиртных напитков обнаружено не было».

— Можете смотреть, можете пройти на кухню посмотреть. Почему нет? Пройдите. У нас одной бутылки нет. Муж это даже совсем не знает. Я не помню, или он пил на свадьбе, — заговорила, заходила Цигель, она трясла ребенка, и он икал тонко и больно.

Виктор прошел в коридор, из дверей посмотрел в полутемную кухню, холодную, с черными полками.

— И нечего пугаться, раз все в порядке, — говорил Виктор в дверях.

Тощими мертвыми руками водила старуха тряпкой в мыльной луже, возила седыми трепаными волосами по грязному полу.

С парадной

— Веди к генералу Федорову, — приказал дворнику Вавич.

— С парадной прикажете? — вполголоса сказал дворник. — Или, может быть, с черного проводить?

— С парадного, с парадного, голубчик, — Виктор улыбался. — С самого парадного. Ага! Превосходно! Я сам позвоню.

Виктор взял портфель форменно: в левую руку под бок, одернул портупею, коротко ткнул кнопку и перевел дух.

Высокая горничная в черном платье, с белой наколкой, отворила дверь и спросила строго:

— К кому это?

В прихожей ярким пламенем светила с вешалки красная подкладка генеральской шинели, и от паркета пахло мастикой.

— К его превосходительству… с докладом.

Горничная все держалась за двери, наклонила голову набок и зло жевала губы. Потом вдруг захлопнула дверь.

— Так и доложу — квартальный, — и застукала острыми каблучками по коридору. И Вавич слышал, как сказала она в двери: — Квартальный какой-то… Не знаю, стоит в прихожей.

— Проводи, пусть обождет, — деревянный голос и слова, как обкусывает.

— Пройдите, — сказала горничная, глядя в пол. Виктор шагнул неслышным шагом.

— Ноги оботрите, как же так и идете.

Виктор вернулся, и горничная глядела, как он тер ноги. Стыдно уж больше тереть. А горничная не подымала глаз.

Виктор сильно мазнул еще по разу подошвой и чувствовал, что краснеет.

Виктор шагнул с половика и, не глядя на горничную, пошел, оглядывая стены коридора; горничная затопала впереди. По коридору, дальше, дальше. Вот дверь налево. И боком глаза Виктор успел увидать генерала: он, с салфеткой у горла, сидел перед тарелкой. Блеснул никелированный кофейник с важным носом. Горничная толкнула дверь. В просторной кухне за самоваром толстая кухарка дула в блюдечко.

— Обождите, позовут.

Горничная вскинула головой и хлопнула глазами. Виктор топнул два шага по кухне. Глянул на расписные часы с гирями. Нахмурился. И снова потоптался.

— Садитесь, настоитесь.

Кухарка обтерла передником табурет и поставила среди кухни. Виктор кивнул головой и деловитой рукой открыл портфель.

— Гордиться нечего, — сказала кухарка. Отхлебнула чаю. — У генерала… — и поставила звонко блюдце. Через минуту услыхал Виктор сухие каблуки с тупым звоном. Дверь распахнулась. С салфеткой в руке стоял на пороге старичок с квадратной седой бородкой.

— Это чего пожаловал? — крикнул генерал, маленькими глазками замахнулся на Виктора. Виктор взял под козырек.

— Пристав прислал доложить вашему превосходительству насчет дознания, насчет водки… продажи напитков, согласно заявления вашего превосходительства.

— Ну! — крикнул генерал и посторонился: горничная, глядя в пол, важно внесла посуду.

— Произвел дознание, ваше превосходительство. — И Виктор полез в портфель.

— Меры! — откусил слово генерал. — Меры взяты?

— Не обнаружено! — встрепенулся Виктор, еще тверже повторил: — Не обнаружено! Дознанием!

— Меры? Ме-ры, я спрашиваю, — генерал ступил вперед и тряс салфеткой перед носом Виктора. — Меры? Русским языком спрашиваю. Оглох? Или ушиблен? Ме-ры-ы?

Виктор затряс головой.

— Так, значит, пусть у меня под носом кабак разводят? Да? Я спрашиваю, — генерал рванул салфетку вниз.