Виктор Тихонов. Жизнь во имя хоккея - [34]

И, наверное, Виктору стало как-то полегче. Он знал, что придёт домой – я его и накормлю, и поговорю, и об отдыхе его позабочусь. Хотя он многое держал в себе, но ведь любому человеку хочется иной раз поделиться чем-то сокровенным. Даже просто необходимо поговорить, высказаться. При этом муж крайне редко негативно оценивал людей. Услышать из его уст определение «этот подонок» было всегда неожиданно. Представляю себе, как нужно было его «достать», как ему напакостить, чтобы он такое сказал! И, напротив, об интересных людях отзывался с большим уважением. Например, о том же Юрии Владимировиче Андропове.

Постепенно после возвращения в Москву я поймала темп столичной жизни и нашла работу. Никто из знакомых чиновников Виктора мне не помог, потому что он, я уверена, и не просил за меня. Он просил за игроков, за команду, а я сама нашла себе место по тому же профилю, по которому работала в Риге. Там и работала до самой пенсии.

Тарасов собирал жён игроков и через них пытался воздействовать на мужей. Рассказывал, кем недоволен, угрожал, что с такой игрой не будет поездок за границу, новых шмоток и так далее. Я, наоборот, Виктору советовала – никаких женсоветов.

Наш сын Василий к тому времени уж почти пять лет трудился хоккейным тренером, по стопам отца пошёл. Отпускать его не хотели, да он и сам хотел продолжать в том же рижском «Динамо», так что остался в Латвии, женился. Потом, когда наступила смутная пора, подписал контракт и уехал работать в Финляндию.

В Риге я постоянно ходила на хоккей и со многими в команде общалась. Но в Москве изменила манеру поведения. Ни с кем из ЦСКА отношения не поддерживала. В Латвии я поняла, что женсовет, придуманный в своё время Анатолием Тарасовым, – это страшная вещь! Тарасов собирал жён игроков и через них пытался воздействовать на мужей. Рассказывал, кем недоволен, угрожал, что с такой игрой не будет поездок за границу, новых шмоток и так далее. Я, наоборот, Виктору советовала – никаких женсоветов. Кому надо, та сама придёт. Вон девушки Ларионова постоянно приходили со своими вопросами. Вплоть до решения интимных проблем. Я не шучу.

Виктор фиксировал в своих блокнотах, кто к нему приходил, кто жаловался, по какому поводу. Но чтобы, подобно Тарасову, собрать всех жён, вынести проблемы на их суд – такого он не допускал и даже вообразить себе не мог. Я-то ещё в Латвии увидела эту особенность жён игроков – каждая считает, что её муж самый хороший, самый трезвый, самый дисциплинированный, а все остальные похуже или вообще чудовища. При этом все они в одной компании выпивали, жёны своих мужей не останавливали.

У Виктора хватало терпения выслушивать и вникать в суть житейских проблем, если таковые были, но идти на поводу он не собирался. И поэтому тоже его потом полоскали в прессе и называли бездушным человеком системы. Но где бы были все эти люди и их жёны, если бы Виктор не наводил порядок в команде и не удерживал их от непоправимого?

Непознанное

Виктор никогда не скрывал, что он человек неверующий. Но в то же время он без скепсиса относился к необычным, можно даже сказать, паранормальным явлениям.

После Олимпиады в Лейк-Плэсиде, где сборной СССР досталось лишь серебро, он мне рассказывал про своё ужасное самочувствие: «У меня было такое впечатление, что я или болен, или меня чем-то облучили. Чувствовал, что я – как бы не я». То есть Виктор, с его любовью к кроссам, физическим упражнениям, чувствовал себя вялым и не в своей тарелке. Он никогда не пытался только этим обстоятельством оправдать ту неудачу 1980 года, но в то же время допускал, что в ход пошли необычные средства.

Вообще-то, тема непознанного всегда, во все времена будоражила человека. В СССР, стране, можно сказать, сплошного атеизма, борьбы с суеверием, трудно было отыскать какой-либо коллектив, где так или иначе не обсуждали бы экстрасенсов, телепатов и тому подобное. Да ведь читатель наверняка заметил, что и я в этой книге частенько объясняю что-либо одним словом: судьба… А что это такое с точки зрения материалиста?

Виктор Васильевич интересовался всем, что связано с особенностями психики человека. Он подключал психологов к работе, но потом отказался от этой затеи. Отказался совершенно осознанно. Виктор сказал, что психологи мешают его работе, потому что самый лучший психолог – это тренер, который понимает своих хоккеистов.

Был такой случай: Владислав Третьяк, с которым как раз и работал персонально какой-то психолог, пропустил в ближайшем матче неимоверное количество шайб. Участь этого «специалиста» была решена немедленно – Виктор его убрал подальше от команды. Но в спорте как раз в семидесятые годы стали доверять психологам – особенно в индивидуальных видах спорта. Рудольф Загайнов был обсуждаемой фигурой. Наверное, многие тренеры прошли через подобные эксперименты.

Да что там психологи! И экстрасенсов приглашали в ЦСКА. До сих пор помню одну даму. Многое говорило за то, что у неё действительно были сверхспособности. Виктор руководствовался принципом: если рекомендуют, то почему бы не попробовать? Но в то же время он никогда не заморачивался на том, что экстрасенсы помогут и обеспечат результат. Он всегда считал, что за всё отвечает сам, а вовсе не экстрасенс. Это был опыт – и не более того.