Виктор Лягин. Подвиг разведчика - [6]

Между прочим, телеграфисты тогда щеголяли в форменных мундирах со знаками различия, а Главное управление почт и телеграфов, в котором они служили, относилось к Министерству внутренних дел. В социальной структуре российского общества связисты занимали особое, достаточно высокое место — нечто среднее между чиновниками и инженерами.

Неудивительно, что, имея такой «старт», Александр Ильич, как утверждала его дочь, «постепенно дослужился до начальника станции». Судя по всему, это была станция Сельцо Брянского уезда Орловской губернии, располагавшаяся на тогдашней Орловско-Витебской железной дороге (ныне это участок Московской дороги), не более чем в трех десятках верст от Брянска, — именно там, на станции Сельцо, и родится герой нашей книги.

Хотя отметим, что сам Виктор Александрович в официальных документах писал про своего отца несколько иное — и, кстати, не всегда одно и то же. Так, если мы возьмем анкету, заполненную Виктором Лягиным 19 июля 1929 года при поступлении в Ленинградский политехнический институт имени М. И. Калинина (этот и ряд других лягинских документов хранятся в музее нынешнего Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого), то там, в 19-й графе «Социальное положение родителей», про отца написано: «С 1882 по 1924 год работал смотрителем жел. дорожи, станции. С 25 года по 27 (в 27 умер) работал рабочим в типографии “Ленинградской правды”».

В «Личном листке студента», заполненном 1 сентября 1929 года, — он получен из того же источника, — указано чуть по-другому. В пункте 10 «Профессия родителей», в графе «Рабочий», проставлены даты «с 25 по 27 год», а ниже, в графе «Служащий сов. и др.», — «с 1883 по 25 г.». Если же взять «Личный листок по учету кадров» теперь уже Ленинградского машиностроительного института — он был заполнен 26 мая 1932 года (при чем здесь этот институт, мы объясним в свое время), то там, в разделе 5 «Социальное происхождение», подпункт «а» — «бывшее сословие» — указано «мещанин». Мещане, как известно, это городские жители, так сказать, низшего уровня — ремесленники, мелкие торговцы и тому подобные, жившие собственным трудом. Ну как тут не вспомнить иронично-гордое утверждение Александра Сергеевича Пушкина: «Я, слава Богу, мещанин»!

Составляя автобиографию перед приемом на службу в НКВД (она датирована 7 апреля 1938 года и сейчас хранится в Центральном архиве ФСБ России), Виктор Александрович писал так: «Отец с 1882 по 1924 год служил на железной дороге — начал с весовщика и окончил помощником начальника станции. Мать постоянно занималась домашним хозяйством». А в «Личном листке», подготовленном, очевидно, по запросу НКВД 3 сентября того же года, в графе «Бывшее сословие (звание) родителей» опять-таки однозначно и нейтрально указано — «мещане».

Но, сопоставив всё нам известное, можно сделать вывод, что здесь кто-то что-то крутит. С какой целью? Попытаемся понять.

При поступлении в институт нашему герою пришлось давать подписку следующего содержания:

«Я, Виктор Александрович Лягин, даю сию подписку Приемочной комиссии Ленингр<адского> Политехнического института им. М. И. Калинина в том, что я, или мои родители не принадлежат к числу лиц, предусмотрен<ных> ст. 69 Конституции РСФСР, и что мне известна статья УК № 187 об ответственности за сообщ<ение> ложных сведений.

19/VII 29 года <подпись>».

Лица, «предусмотренные 69-й статьей», — это те, кто «прибегают к наемному труду с целью извлечения прибыли», «живут на нетрудовой доход», частные торговцы, торговые и коммерческие посредники, «монахи и духовные служители религиозных культов, всех исповеданий и толков, для которых это занятие является профессией», служащие и агенты «бывшей полиции», Отдельного корпуса жандармов и охранных отделений, «члены царствовавшего в России дома» — ну и еще ряд иных категорий, к которым, как и к дому Романовых, родители Виктора Лягина никакого отношения не имели.

Что же тогда могло быть с ними не так с точки зрения представителей советской власти?

Во-первых, то, что мама Виктора Мария Александровна, которая, как он писал в анкете, «постоянно занималась домашним хозяйством», происходила из дворянской семьи. Такое происхождение, мягко говоря, не приветствовалось. Хотя, согласно вышеупомянутой 69-й статье, «бывшие дворяне» избирательных прав не лишались, но, к примеру, при поступлении в институт у них могли возникнуть проблемы.

Про корни дворянской семьи Смирновых мы, к сожалению, ничего определенного сказать не можем — к какому времени восходит ее история, кто был родоначальником, кто из предков когда-либо отличился на службе Отечеству? Возможно, Смирновы относились к столбовым дворянам, уходя своими корнями в глубь веков, но может быть и так, что потомственное дворянство заслужил какой-нибудь их недавний предок, офицер или чиновник, успешно сделавший скромную карьеру при императрице Екатерине II или даже и при не столь уже давнем государе Александре I. Весьма распространенная фамилия «Смирновы» могла принадлежать представителям любых слоев общества.

Зато — это просто редчайшая удача! — остались воспоминания про ту самую семью, в которой жила Мария Александровна, и даже пара слов про нее саму. Всего несколько абзацев, но все-таки! Они позволяют узнать достаточно многое. Дело в том, что в семье Смирновых почти целый год прожил юный Сергей Коненков