Виктор Лягин. Подвиг разведчика - [102]

Есть, правда, вариант, что Геннадий Кречет был немецким военнослужащим, он охранял ворота аэродрома в ночь на 10 марта и впустил Сидорчука на объект, чтобы тот смог заложить мины… Может быть, и так — а может, этот часовой просто был назначен «козлом отпущения». Для армии это в порядке вещей.

В книге Геннадия Лисова «Право на бессмертие» предложен такой вариант развития событий:

«В начале марта Сидорчук сказался больным и несколько дней не выходил на работу. Его навещали сослуживцы с аэродрома, сочувствовали, желали скорейшего выздоровления. А в ночь на 10 марта, когда на аэродроме дежурил Геннадий Кречет, Сидорчук незаметно проскользнул в свою котельную. Кречет сдержал слово — у самолетов подпольщику никто не помешал. Нагруженный минами отважный разведчик быстро перебегал от самолета к самолету, временами останавливался, прислушивался к ночной тишине и вновь следовал своим маршрутом. Этот маршрут был много раз выверен им вместе с Лягиным по заранее вычерченной схеме аэродрома. Сидорчук часто посматривал на часы, стараясь уложиться в намеченный график. Время подгоняло подпольщика. Наконец все мины разнесены. Сидорчук начал новый круг. В ночной темноте, почти на ощупь, он укладывал мины в дренажные колодцы у взлетно-посадочных полос и соединял их электропроводкой. Где возможно, старался продублировать соединения, делал все, чтобы не допустить осечки. Вот где проявилась профессиональная выучка чекиста-разведчика! Наконец уже перед самым рассветом Сидорчук закончил свой тяжелый труд. Осталось последнее — поставить часовой механизм на двенадцать часов дня»^{204}.

Далее автор пишет, что «пробравшись к проходной, Сидорчук выждал, когда там был один Кречет, быстро проскочил ее и исчез в предутренней дымке».

Подробный этот рассказ весьма впечатляет, но и вызывает немало вопросов. Ладно, информацию про сослуживцев, навещавших больного, мы оставляем на совести автора — очень уж это звучит «по-советски», когда товарищей с работы в рабочее же время запросто отпускали навестить захворавшего. Иногда даже и отправляли в приказной форме… Но тут-то — не советский НИИ, а немецкий аэродром в лихорадочный период подготовки к наступлению. И вообще, для немца «Ordnung», порядок — святое понятие, с работы никто никого просто так не отпустит, а внерабочего времени у всех оставалось очень и очень мало… Ну ладно! А вот кто был такой Геннадий Кречет — кстати, человек со славянской фамилией и отнюдь не немецким именем, — что запросто мог на всю ночь снять охрану с самолетных площадок? Лисов пишет, что он дежурил на КПП. Однако снять караул мог не меньше как комендант аэродрома — но под каким предлогом? И что делать, если пожалуют с инспекцией (а в армии это любимое занятие — караулы проверять!) из вышестоящего штаба или городской комендатуры?

Ну и так далее. По всем свидетельствам, на аэродроме было заложено более двух центнеров взрывчатки. Говорится даже о 224 килограммах — хотелось бы знать, по сколько весили эти шашки или патроны и сколько их было? Нет сомнения, что были их десятки — многие десятки. Так разве за несколько ночных часов можно было расставить все эти заряды, подвести к ним провода и всё замаскировать так тщательно и аккуратно, что никто из аэродромной обслуги, с утра до полудня, то есть до самого взрыва, сновавшей по стоянкам, ангарам, бензохранилищам и т. д., абсолютно ничего не заметил? Знаете, несмотря на всю профессиональную выучку чекиста-разведчика, в это как-то не верится… Все-таки думается, что работа по минированию аэродрома действительно шла в течение двух недель, в ночные дежурства, аккуратно, неторопливо и с оглядкой… Разумеется, это никоим образом не принижает величие подвига героя! Задание было выполнено — только не по-суперменски лихо и стремительно, а с разумной осторожностью, как и следовало делать профессионалу. Очевидно также, что с 7-го числа Сидорчук и близко не подходил к аэродрому — если бы хоть кто-то увидел там его, «больного», это было бы равносильно провалу. Единственное, что в самую ночь перед диверсией он все-таки побывал на аэродроме и запустил то, что называется «адской машинкой». Часы неторопливо и равнодушно — ибо часы никогда не выражают эмоций — начали отсчет времени существования гитлеровского аэродрома и его персонала…

Вот в ту самую ночь Кречет и мог ему помочь, беспрепятственно пропустив его туда и обратно через КПП, но под каким предлогом появился на аэродроме Сидорчук, мы не знаем.

В общем, как бы там все ни происходило, но спасибо этому самому Геннадию Кречету! Либо за то, что он сделал, либо за то, что он невольно оказался «громоотводом», отвлекшим на себя внимание немецких спецслужб и невинно пострадавшим…

Взрыв произошел в полдень 10 марта 1942 года. Вернее, в это самое время на аэродроме громыхнули сразу десятки взрывов в ключевых, что называется, местах — рядом с самолетными стоянками, ангарами, «артиллерийскими погребами» и бензохранилищами. Самолеты, бомбы и снаряды, резервуары с топливом и все прочее, что могло взрываться, взрывалось вместе с зарядами или, несколько позже, от огня мгновенно вспыхнувшего пожара. Пламя молниеносно охватило самолеты, строения, склады с горючим — то есть всё, что только могло гореть…