Вихри на перекрёстках - [37]

— Понятно, но чтобы впереди была такая охрана, как сейчас.

— Ребята переживали за тебя. Даже в погоню за Саблиным бросились, но он, гад, исчез. Догнали Зину, да что с нее возьмешь? Говорила, что как только отъехали от лагеря, Саблин взял автомат и в лес, а ей приказал возвращаться к матери. Ты знаешь, никакой Саблин не политрук. Был рядовым красноармейцем, фамилия — Копыцкий, где-то что-то натворил, его и послали в Ломжу, в строительный батальон из таких же провинившихся. А настоящий политрук Саблин тоже был в Ломже, только в другой части. При отступлении Копыцкий присосался к нему. В штабе соединения есть бывший сержант, отступавший вместе с политруком до тех пор, пока в одном из боев они не расстались. А Копыцкий остался с Саблиным и, видимо, вытащил у политрука документы. Очевидно, в бою политрук был или убит, или ранен.

— Боже мой, — поморщился Володя, — зачем же я бросал себе и ему под ноги гранату! Надо было дать очередь из автомата, и все!

— Поэтому за тебя и переживали так.

— Где он теперь может быть?

— Разведчики ищут.

— Придется мне самому заняться поисками.

— Зачем? Думаешь, так легко возьмешь?

— Только бы на след напасть. Почему мне сразу никто о Саблине-Копыцком не рассказал?

— Так приелось, что казалось, все знают.

Володя поднял голову. Закачалась под ногами земля, и в глазах замельтешило предвечернее небо. Он ухватился за Валину руку.

— Что с тобой? — спросила девушка.

— Знаешь, только сейчас с меня схлынуло напряжение. Все же я был прав. Прав не в поступках, а в мыслях. Но довольно об этом подонке… Я ведь был у твоей мамы и две ночи провел у вас дома.

— Ты шутишь?

— Нет, Валечка, говорю правду. Ты так похожа на маму. Я ей сказал, что, как только окончится война, мы поженимся.

Валя опять покраснела. А багряный закат еще больше румянил ее лицо. Володя взглянул на нее, и ему показалось, что он идет рядом с Зиной, прежней, своей Зиной.

— А как реагировала Зина на мою смерть? — спросил хлопец.

— Так же, как и тогда, когда тебя отправляли в госпиталь.

— Она же меня любила.

— Кто, она? — нахмурилась Валя. — Она стала командиршей и гордилась этим.

— Раньше она…

— Пойдем быстрее, догоним ребят.

— Ну, что ты, Валечка?

— Не хочу слушать такие рассуждения о Зине! Не хочу! Ты не понял ее. Все мы плакали, а она улыбалась и, наверное, была довольна геройским поступком своего мужа.

Володя задумался. Его первый шаг в любви на всю жизнь останется большим уроком. В госпитале он не понял стихотворения Симонова «Жди меня». Думал, что оно адресовано каким-то другим женщинам, а не его девушке.

— Ты кого-нибудь любишь? — спросил у Вали.

— Почему вдруг такой вопрос?

— Да так…

— Я не Зина, чтобы одного любить, а за другого идти замуж. И пока не успела влюбиться.

— Но тебя, наверное, многие любят.

— Ну и что? — рассмеялась девушка.

— Валечка, сегодня у нас будет время зайти к твоей маме. Зайдем?

— Там же немцы!

— Я только сегодня утром оттуда. Или стесняешься идти вместе со мной?

— Если ты так говоришь, значит, я напрасно плакала о тебе.

Хлопца так тронули эти слова, что он умолк, взял девушку за руку и долго не выпускал ее. Догорали последние августовские цветы, от лучей заходящего солнца розовела стерня на поле. Лишь болото, поросшее лозой и березняком, казалось серым.

Валя не отнимала руку, хотя ребята изредка оглядывались: не далеко ли они оторвались от командира. И чувства, и мысли девушки были теперь совсем иными, чем накануне и даже сегодня утром. Они изменились только в тот миг, когда Воробейчик объявил, что группу опять возглавит Володя Бойкач. Он представлялся ей не командиром, а скорее журавлем, ведущим за собой клин, вожаком, которому верят все птицы. Ведь еще вчера хлопцы неохотно отправлялись на задание, а сама Валя подумывала, не вернуться ли ей на кухню. А сегодня, быть может, потому, что оживились ребята, и у нее словно крылья выросли.

— О чем ты думаешь? — спросил Володя.

— Если б ты только знал…

— О чем же?

— Не скажу.

— Ну и не говори. А как Пылила к тебе относится?

— Близко не подходит. Говорит, что очень боялся тебя.

— Значит, он был доволен, что меня не стало?

— Сначала и я так думала, а потом убедилась, что он жалел тебя. Даже признался: «Пускай бы Володя выгнал меня из группы, а сам остался жив».

— Ты простила его?

— Злость уже давно прошла.

— Пускай воюет. И я не буду о том случае вспоминать.

Солнце спряталось, и хлопцы остановились: ждали командира.

— Что, устали?

— Нет. Не знаем куда дальше идти.

— Пойдем вместе. Придется подождать до двенадцати часов. Можем в стожке на болоте отдохнуть. — И вдруг, вспомнив свое обещание, добавил: — Вы отдыхайте, а мы в Валей в Слободу сходим, к ее матери.

Толик Зубенок рассмеялся:

— Как у тебя все просто: «Сходим в Слободу». А там целая немецкая дивизия стоит!

— Ну так что? — засмеялся и Бойкач. — Это же безопаснее: зайти в деревню в такое время. А главное, мы знаем, что там дивизия. Другое дело, если бы мы отправились туда, не догадываясь, что по деревне шляется десяток гитлеровцев. Все избы немцы не заняли, большинство солдат в палатках. Так что на каждой борозде не стоят. Значит, иди смело. Любой враг не страшен, если тебе о нем известно.