Видео Иисус - [25]

Волокнистые облака проползали перед узким серпом месяца.

– Было время, – внезапно сказала Юдифь, – когда я, не откладывая, ложилась в постель с каждым мужчиной, который мне нравился. Но это мне ничего не дало. Это был недостаточный повод.

Стивен вздохнул:

– Что, значит, мы слишком поздно встретились?

Она, казалось, не слышала его.

– Я ищу такие отношения, которые бы что-то значили. Которые были бы на самом деле. Понимаешь?

– Конечно. А что, если ты продолжишь свои поиски завтра?

Юдифь рассеянно улыбнулась, нежно коснулась губами его губ и высвободилась из его рук. Он смотрел, как она удаляется к своей палатке, которая стояла предпоследней в ряду других таких же, и ждал, что она оглянется, помашет ему рукой, подзовёт к себе или что-нибудь в этом роде. Но она не оглядывалась, а гордо шагала, желанная, по освещенной луной каменистой земле, пока не скрылась в палатке.

Стивен ощущал на губах сандаловый привкус её поцелуя, и его мозг бешено вертелся, как раскрученная паровая турбина. Может быть, она только и ждёт, чтобы он пошёл за ней, – нашёптывал ему чёртик. Только и ждёт, чтобы он показал, что находится на пороге безумия от любви. Может быть, может быть…

Но тут он сообразил, что она живёт в палатке не одна, а с другой раскопщицей, серьёзного вида скандинавкой лет сорока. Вот идиотизм.

Он отправился в свою палатку, разделся и юркнул в постель. И только тут понял, как смертельно устал. Совсем не в той форме, какая требуется для сексуальной премьеры. Тем более, что завтра рано вставать. Если быть точным, то уже через пару часов.

Но перед тем, как заснуть, Стивен что-то вспомнил. Правильно, это было что-то. Он снова вскочил, схватил карманный фонарь и посветил себе под кровать.

Серый, плоский жестяной ящик был на месте.

9

Между тем, считается общеизвестным, что в Иерусалиме и его окрестностях во времена царя Ирода было сильно развито ремесло вытачивания сосудов из камня. Их изготавливали из известняка, который ломали в местности восточнее Иерусалима, при этом, судя по всему, применялось два способа: либо вытачивали на токарном станке из заготовок приблизительно цилиндрической формы, либо выдалбливали и обрабатывали резцом вручную.

Профессор Чарльз Уилфорд-Смит. «Сообщение о раскопках при Бет-Хамеше».

Петер Эйзенхардт резко проснулся и перевернулся на другой бок с тревожным чувством, что он не дома, а в незнакомом месте, в чужой постели, в не той постели, увидел мерцающие красные электронные цифры, показывающие 05:08, и вспомнил, где он. Правильно. Он в Израиле, в пустыне, в доме на колесах. Рядом, в похожем мобильном доме спит мультимиллионер, который ждет от него разгадки одной мудрёной головоломки. А у него нет ни малейшего представления, с какого бока за эту задачу браться.

Писатель встал. По опыту он знал, что можно даже не пытаться снова заснуть. В чужом месте и чужой постели он всегда просыпался в первую ночь в пять часов и больше не мог заснуть; это была его личная заморочка, она сопровождала его ещё с незапамятных времён. Ещё ребёнком, когда он гостил у тёти или у бабушки, он просыпался утром в пять часов и потом потихоньку слонялся по чужой квартире, смотрел на беззвучное движение рыбок в аквариуме, выглядывал из окна на улицу, наблюдал, как она пробуждается, иногда ещё в свете фонарей, которые ждали рассвета.

Кроме того, эта постель была сущим издевательством. Вид у неё был люксовый, да и цена наверняка люксовая, но кровать оказалась ужасно мягкой: ложишься в неё – и кажется, что тонешь в горе ваты, в глубокой яме, которая будто нарочно задумана для того, чтобы напрягать мышцы спины и деформировать позвоночник. Соответственно он и чувствовал себя теперь разбитым.

Было уже светло. Эйзенхардт раздвинул шторки на окне, чтобы выглянуть в щёлочку. Снаружи было ещё мёртво. Виднелись камни, палатки в ясном свете только что взошедшего солнца, и охранники, внимательно поглядывающие по сторонам, у белой палатки, натянутой над местом зловещей находки.

Он встал, накинул халат, влез в шлёпанцы и направился туда, где было что-то вроде кухни: всё холодное, белое, рациональное; приблизительно такой же уют, как в операционной. Какой-то тёмный аппарат рядом с раковиной – единственный не белый и не хромированный предмет в этом помещении, – скорее всего, кофейный автомат. За дверцей шкафа он нашёл кофейные чашки – каждая сидела в отдельном гнезде, чтобы не выпасть во время движения. Он поставил чашку под выпускной носик, нажал на авось большую плоскую кнопку на передней стенке прибора, и тут же загорелась красная лампочка, словно глаз разбуженного дракона, а внутри аппарата что-то загудело и забулькало. И по кухне распространился аромат кофе.

С чашкой благодатного напитка в руках он стал совершать обход своего жилья. Тут была комната для переговоров. Для неё отводилась половина длины домика, и здесь было достаточно места для длинного белого стола, за которым могли поместиться человек десять. Столько же стульев без тесноты располагалось вокруг стола. Он увидел флип-чат, на торце стола стоял в закрытом виде проектор для увеличенного показа документов, а большой кинопроектор в конце помещения заставил Эйзенхардта задуматься, для каких целей изначально предназначался этот передвижной дом, который Каун наверняка арендовал здесь, в Израиле, – видимо, для натурных киносъёмок? Наверное, здесь должна была заседать съёмочная группа, просматривая отснятый за день материал? А режиссёр или продюсер, наверное, спал в его кровати? Сколько же тогда режиссёров в Израиле страдает повреждением межпозвоночных хрящей!